Это по нашей теме Благовестия. Н.В. Литвинов - Дремлют стрелки на часах
http://tekstovoi.ru/text/38255845_94549 ... _pela.html
Непридуманные истории
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
- kuchnie warszawa
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
Мне эту ссылку прислал мой давний знакомый Сергей с Воронежа. Я ее нажал и прочитал следующее.
Юрий КЛЮЧНИКОВ «ЧЕТВЕРТЫЙ»
«ЧЕТВЕРТЫЙ»
За свою долгую жизнь я повидал немало «мессий», «христов», «архангелов», прочих «высоких» духов. Одни из них домогались поклонения, другие пытались всучить для распространения свои труды, третьи просили денежной помощи, четвертые... Однажды мне встретился «четвертый», которого не могу отнести ни к какой категории. О нем и хочу рассказать, хотя и знаю, что многим мой рассказ покажется вполне фантастическим.
Нынче осенью, а точнее, в начале октября 2008 года, побывал я на острове Патмос, который находится на реке Катунь в районе поселка Чемал. Остров еще называют «Макарием» в честь святите¬ля Макария (Невского), который прибыл в эти места в середине XIX века молодым священником, прослужил здесь много лет, миссионерствуя среди местного населения. Это был выдающийся подвижник православия, который не только исполнял свою церковную службу, но был учителем грамоты, врачом, акушером, наконец, мудрым советчиком жителей Алтая и по части дел духовных, и по самым разнообразным проблемам мирским. В любое время дня и ночи он отправлялся верхом на лошади в отдаленные стойбища, выполняя неотложные нужды алтайцев. И оставил по себе в этих местах легендарную память. Это он назвал остров на сибирской реке Патмос.
Конечно, не случайно Макарий дал ему такое название. Есть церковное предание, что евангелист Иоанн Богослов, получивший Откровение (по-гречески Апокалип¬сис), на острове Патмос имел видение двух будущих храмов. Один из них должен появиться на Патмосе, а другой — в Сибири, в горах Алтая.
Предание местных алтайцев говорит, что последняя битва между силами Света и силами тьмы произойдет на реке Катунь и победное знамя Владыки мира — Белого Бурхана будет развернуто сначала над горами Алтая, а затем над всем миром.
Вот с такой информацией, вековой и двухтысячелетней давности, размещенной на многих рекламных сайтах туристических фирм в Интернете, я приехал с группой друзей в поселок Чемал Республики Алтай.
Нам повезло. Многолюдное в летние дни место паломничества оказалось пустынным, а обстановка – дивной. Щедро сияющее, но не жаркое солнце, огромное, без единого облачного пятнышка небо и роскошная палитра золотой алтайской осени. Мы оставили машину на месте, обозначенном для пар¬ковки, и отправились к острову че¬рез сосновый бор пешком. Лес кончился, нашим глазам от¬крылся висячий мост через реку, за ним — громада острова. Я бывал на Катуни во многих местах, начиная от ее зарождения в ледниках Белухи, далее по течению в Катон-Карагайском районе Казахстана, в районе Усть-Коксы, по Чуйскому тракту, наконец, в шукшинских Сростках, перед ее соединением с Бией и образованием Оби. Видел острова, пороги, живописные глыбы среди речной катунской стремнины, но ничего подобного Патмосу не встречал на реке нигде. Ост¬ров походил на замок, но только не мрачной средневековой архитектуры; или на древний русский струг, но колоссальных размеров. Сходство именно с расписным стругом придавала также пылающая крона осенних лиственниц, берез и ярко-красных кустов на фоне темно-зеленых хвойных деревьев.
Мы ступили на мост, глянули вниз и замерли...
Сверху остров выглядел как драгоценный камень. Только цвет кольца был бирюзовым, а камня — золотым.
Катунь в осеннюю пору на всем своем среднем течении имеет яркий бирюзовый оттенок. Она лишь в истоках, когда вытекает из ледников, белого цвета, откуда, кстати пошло название Беловодье и в конце, когда становится Обью, приобретает серо-зеленый оттенок. Здесь же, у Патмоса, Катунь, замедляя бег, становится похожей на прекрасный зелено-голу¬бой витраж, в котором причудливо меняются разные водяные знаки, словно кто-то рисует таинственные иероглифы в воде.
Описываю то, что поддается не¬которому описанию, но никакими словами невозможно передать чарующую тишину, которая охватила меня, когда, стоя на мосту, я смот¬рел вниз, в небо и окрест. Состояние можно было назвать блаженством, экстазом, исихией, катарсисом, полнотой жизни... В словах ли дело?..
На острове возвышался небольшой храм. Встретившая нас там послушница Татьяна тихим голосом рассказала историю его возникновения, гибели и нового рождения. Построен был храм в начале прошлого века по благословению того самого легендарного Макария, который после своей службы на Алтае и в Томске был переведен в Москву, стал митрополитом Московским и коломенским. Но Алтая не забывал, построил в Чемале не только церковь на Патмосе, но так¬же больницу, школу. Храм в конце 1920-х годов большевики разрушили.
А в 1991 году в поселке появилась чета москвичей — Виктор Николаевич и Галина Сергеевна Пав-ловы. Они задумали восстановить труды Макария. Для этого продали московскую квартиру, машину, мебель, приобрели на Алтае скромное жилье, а все остальные деньги вложили в восстановление храма. Для начала построили висячий мост, по¬том взялись за строительство церковного здания, которое завершила уже Барнаульская епархия...
Иконы появились... Обновляются ... – Мироточат… - торжественно закончила свой рассказ Татьяна, подведя нас к ликам Божией Матери и Николая Чудотворца.
Тонкий аромат мира исходил от образов. Светлые лики проступали сквозь почерневшую от времени олифу.
Покидая Патмос, я решил посидеть в лесу на берегу Катуни. Выбрал уединенное место, сел на лавочке. Сколько просидел, сказать не могу, течение времени в этом месте не чувствуется, словно оно остановилось. Но думаю, моя созерцательная пауза продолжалась недолго. Если бы отсутствие было длительным, то друзья, прошедшие вперед к машине, наверняка вернулись бы меня искать и нашли быстро, потому как лес вокруг храма невелик.
А мое душевное состояние, когда сидел на лавочке, было продолжением блаженства, испытанного на острове, но послабее, и сопровождалось разными мыслями, которые медленно проплывали в го¬лове, как облака в небе. Я пытался сосредоточиться, молиться и вдруг боковым зрением заметил, что рядом со мной на скамейку кто-то сел. Повернув голову, увидел человека в черном монашеском одеянии, средних лет, голубоглазого, с небольшой бородкой. Солнечные лучи, пробивавшиеся через ветки высоких сосен, создавали иллюзию голубой дымки, словно на картинах Шишкина. И лицо человека казалось нереальным в окружении этой дымки, парящим, призрачным. Я инстинктивно сделал мыс¬ленное крестное знамение. Чело¬век улыбнулся, видимо, почувствовав мое душевное движение.
- Понимаю, понимаю ваше состояние, обороняетесь против прелестей. Успокою вас, я вполне реальный человек, не видение, не фантом. Хотя... — он несколько секунд помолчал, — здесь бывают и фантомы, скажем так, невысокого свойства...
- Вы о чем?
– Когда окончилось строительство этого храма, некоторое время здесь не было насельников-монахов. Пришлось оставить сторожем одного из бывших строителей. Вызвался сам на охрану, клялся, что не посрамит имя Иоанна Богослова, в честь которого назван храм. Но стал безобразничать, пить, водил сюда друзей-пьяниц, как сам, и, в конце концов, умер от инфаркта. Сейчас тень его бродит в этих деревьях. Некоторые чувствительные люди видят эту мрачную тень, спрашивают: как черти могут добраться до самых святых мест?
- У меня тот же вопрос, — заметил я.
- Не хитрите, сами знаете, как они в такие обители добираются.
Где много света, там много и тьмы, не так ли? я ведь читал ваши книги и статьи. Знаю ваше лицо, фа¬милию и имя.
- Ну что же, давайте знакомиться лично. Меня вы знаете. Кто вы?
- Можете называть Иваном Ивановичем, — как-то странно улыбнулся монах.
Это не по правилам, Иван Иванович. Вы знаете мое настоящее имя, а сами укрываетесь за псевдонимом.
- Ну что ж, называйте отец Иоанн. - Все-таки объясните, отец Иоанн, почему там, где больше становится церковного света, увеличивается безбожная тьма? Количество церквей и священников в стране растет, а нравы не улучшаются, число чертей тоже растет. Почему?
- Есть разные причины... Одна из них в том, что в Церковь сегодня хлынул разный люд. Кто-то идет в священники, чтобы укрыться за алтарем от штормов жизни, про¬жить спокойную жизнь на земле и заслужить себе место в раю. Все нынче понимают, идет светопредставпение, нужно пристроиться поближе к Богу. Укрыться, так сказать… А какой от них свет, от этих укрывающихся?
— Странно слышать от вас такие слова, отец Иоанн, — удивился я. — Вы говорите о своих коллегах «разный люд», а я знаю со¬всем других священников. Один, не оставляя священническую свою службу, возглавил колхоз в родной деревне. Не мог смотреть равно¬душно, как разваливается хозяйство и спиваются мужики. Мне рас¬сказывают, трудится день и ночь, на обеих нивах, так сказать. И я не одного такого знаю.
- И я таких знаю. И Макарий был таким, иначе мы с вами не встретились бы здесь. На том стоит и стоять будет Церковь. Пока не переведутся они, живые люди. Церковь ведь не фирма — люди.
- Тут мы с вами сходимся, отец Иоанн. Люди эти есть в Церкви, были в прежней власти, есть в нынешней. Дело ведь не в том, как называется организация, главное, кто правит в ней. Но живых людей мало, ох, как мало!
- Конечно, мало. Их никогда много не было. Помните, Господь собрал апостолов и сказал: идите и проповедуйте Слово Мое. Вас мало, но вы — закваска. Придет время, тесто будет готово, черти одумаются.
- Таких слов, про чертей, в Евангелии что-то не припомню, — усмехнулся я.
—Это я вам говорю, — улыбнулся в ответ собеседник, — уточняю слова Господа.
- Вам дано право уточнять Евангелие?
- И вам оно дано. И любой, кто говорит правду может дополнять Господа. Мыслью. Словом. Делом.
Право и правда — одно и то же.
- Как вы хорошо сказали! Наши демократические ораторы вам бы за такие слова поаплодировали, — ехидно поддакнул я.
- Что аплодировать, одумаются черти! — решительно повторил отец Иоанн.
Юрий КЛЮЧНИКОВ «ЧЕТВЕРТЫЙ»
«ЧЕТВЕРТЫЙ»
За свою долгую жизнь я повидал немало «мессий», «христов», «архангелов», прочих «высоких» духов. Одни из них домогались поклонения, другие пытались всучить для распространения свои труды, третьи просили денежной помощи, четвертые... Однажды мне встретился «четвертый», которого не могу отнести ни к какой категории. О нем и хочу рассказать, хотя и знаю, что многим мой рассказ покажется вполне фантастическим.
Нынче осенью, а точнее, в начале октября 2008 года, побывал я на острове Патмос, который находится на реке Катунь в районе поселка Чемал. Остров еще называют «Макарием» в честь святите¬ля Макария (Невского), который прибыл в эти места в середине XIX века молодым священником, прослужил здесь много лет, миссионерствуя среди местного населения. Это был выдающийся подвижник православия, который не только исполнял свою церковную службу, но был учителем грамоты, врачом, акушером, наконец, мудрым советчиком жителей Алтая и по части дел духовных, и по самым разнообразным проблемам мирским. В любое время дня и ночи он отправлялся верхом на лошади в отдаленные стойбища, выполняя неотложные нужды алтайцев. И оставил по себе в этих местах легендарную память. Это он назвал остров на сибирской реке Патмос.
Конечно, не случайно Макарий дал ему такое название. Есть церковное предание, что евангелист Иоанн Богослов, получивший Откровение (по-гречески Апокалип¬сис), на острове Патмос имел видение двух будущих храмов. Один из них должен появиться на Патмосе, а другой — в Сибири, в горах Алтая.
Предание местных алтайцев говорит, что последняя битва между силами Света и силами тьмы произойдет на реке Катунь и победное знамя Владыки мира — Белого Бурхана будет развернуто сначала над горами Алтая, а затем над всем миром.
Вот с такой информацией, вековой и двухтысячелетней давности, размещенной на многих рекламных сайтах туристических фирм в Интернете, я приехал с группой друзей в поселок Чемал Республики Алтай.
Нам повезло. Многолюдное в летние дни место паломничества оказалось пустынным, а обстановка – дивной. Щедро сияющее, но не жаркое солнце, огромное, без единого облачного пятнышка небо и роскошная палитра золотой алтайской осени. Мы оставили машину на месте, обозначенном для пар¬ковки, и отправились к острову че¬рез сосновый бор пешком. Лес кончился, нашим глазам от¬крылся висячий мост через реку, за ним — громада острова. Я бывал на Катуни во многих местах, начиная от ее зарождения в ледниках Белухи, далее по течению в Катон-Карагайском районе Казахстана, в районе Усть-Коксы, по Чуйскому тракту, наконец, в шукшинских Сростках, перед ее соединением с Бией и образованием Оби. Видел острова, пороги, живописные глыбы среди речной катунской стремнины, но ничего подобного Патмосу не встречал на реке нигде. Ост¬ров походил на замок, но только не мрачной средневековой архитектуры; или на древний русский струг, но колоссальных размеров. Сходство именно с расписным стругом придавала также пылающая крона осенних лиственниц, берез и ярко-красных кустов на фоне темно-зеленых хвойных деревьев.
Мы ступили на мост, глянули вниз и замерли...
Сверху остров выглядел как драгоценный камень. Только цвет кольца был бирюзовым, а камня — золотым.
Катунь в осеннюю пору на всем своем среднем течении имеет яркий бирюзовый оттенок. Она лишь в истоках, когда вытекает из ледников, белого цвета, откуда, кстати пошло название Беловодье и в конце, когда становится Обью, приобретает серо-зеленый оттенок. Здесь же, у Патмоса, Катунь, замедляя бег, становится похожей на прекрасный зелено-голу¬бой витраж, в котором причудливо меняются разные водяные знаки, словно кто-то рисует таинственные иероглифы в воде.
Описываю то, что поддается не¬которому описанию, но никакими словами невозможно передать чарующую тишину, которая охватила меня, когда, стоя на мосту, я смот¬рел вниз, в небо и окрест. Состояние можно было назвать блаженством, экстазом, исихией, катарсисом, полнотой жизни... В словах ли дело?..
На острове возвышался небольшой храм. Встретившая нас там послушница Татьяна тихим голосом рассказала историю его возникновения, гибели и нового рождения. Построен был храм в начале прошлого века по благословению того самого легендарного Макария, который после своей службы на Алтае и в Томске был переведен в Москву, стал митрополитом Московским и коломенским. Но Алтая не забывал, построил в Чемале не только церковь на Патмосе, но так¬же больницу, школу. Храм в конце 1920-х годов большевики разрушили.
А в 1991 году в поселке появилась чета москвичей — Виктор Николаевич и Галина Сергеевна Пав-ловы. Они задумали восстановить труды Макария. Для этого продали московскую квартиру, машину, мебель, приобрели на Алтае скромное жилье, а все остальные деньги вложили в восстановление храма. Для начала построили висячий мост, по¬том взялись за строительство церковного здания, которое завершила уже Барнаульская епархия...
Иконы появились... Обновляются ... – Мироточат… - торжественно закончила свой рассказ Татьяна, подведя нас к ликам Божией Матери и Николая Чудотворца.
Тонкий аромат мира исходил от образов. Светлые лики проступали сквозь почерневшую от времени олифу.
Покидая Патмос, я решил посидеть в лесу на берегу Катуни. Выбрал уединенное место, сел на лавочке. Сколько просидел, сказать не могу, течение времени в этом месте не чувствуется, словно оно остановилось. Но думаю, моя созерцательная пауза продолжалась недолго. Если бы отсутствие было длительным, то друзья, прошедшие вперед к машине, наверняка вернулись бы меня искать и нашли быстро, потому как лес вокруг храма невелик.
А мое душевное состояние, когда сидел на лавочке, было продолжением блаженства, испытанного на острове, но послабее, и сопровождалось разными мыслями, которые медленно проплывали в го¬лове, как облака в небе. Я пытался сосредоточиться, молиться и вдруг боковым зрением заметил, что рядом со мной на скамейку кто-то сел. Повернув голову, увидел человека в черном монашеском одеянии, средних лет, голубоглазого, с небольшой бородкой. Солнечные лучи, пробивавшиеся через ветки высоких сосен, создавали иллюзию голубой дымки, словно на картинах Шишкина. И лицо человека казалось нереальным в окружении этой дымки, парящим, призрачным. Я инстинктивно сделал мыс¬ленное крестное знамение. Чело¬век улыбнулся, видимо, почувствовав мое душевное движение.
- Понимаю, понимаю ваше состояние, обороняетесь против прелестей. Успокою вас, я вполне реальный человек, не видение, не фантом. Хотя... — он несколько секунд помолчал, — здесь бывают и фантомы, скажем так, невысокого свойства...
- Вы о чем?
– Когда окончилось строительство этого храма, некоторое время здесь не было насельников-монахов. Пришлось оставить сторожем одного из бывших строителей. Вызвался сам на охрану, клялся, что не посрамит имя Иоанна Богослова, в честь которого назван храм. Но стал безобразничать, пить, водил сюда друзей-пьяниц, как сам, и, в конце концов, умер от инфаркта. Сейчас тень его бродит в этих деревьях. Некоторые чувствительные люди видят эту мрачную тень, спрашивают: как черти могут добраться до самых святых мест?
- У меня тот же вопрос, — заметил я.
- Не хитрите, сами знаете, как они в такие обители добираются.
Где много света, там много и тьмы, не так ли? я ведь читал ваши книги и статьи. Знаю ваше лицо, фа¬милию и имя.
- Ну что же, давайте знакомиться лично. Меня вы знаете. Кто вы?
- Можете называть Иваном Ивановичем, — как-то странно улыбнулся монах.
Это не по правилам, Иван Иванович. Вы знаете мое настоящее имя, а сами укрываетесь за псевдонимом.
- Ну что ж, называйте отец Иоанн. - Все-таки объясните, отец Иоанн, почему там, где больше становится церковного света, увеличивается безбожная тьма? Количество церквей и священников в стране растет, а нравы не улучшаются, число чертей тоже растет. Почему?
- Есть разные причины... Одна из них в том, что в Церковь сегодня хлынул разный люд. Кто-то идет в священники, чтобы укрыться за алтарем от штормов жизни, про¬жить спокойную жизнь на земле и заслужить себе место в раю. Все нынче понимают, идет светопредставпение, нужно пристроиться поближе к Богу. Укрыться, так сказать… А какой от них свет, от этих укрывающихся?
— Странно слышать от вас такие слова, отец Иоанн, — удивился я. — Вы говорите о своих коллегах «разный люд», а я знаю со¬всем других священников. Один, не оставляя священническую свою службу, возглавил колхоз в родной деревне. Не мог смотреть равно¬душно, как разваливается хозяйство и спиваются мужики. Мне рас¬сказывают, трудится день и ночь, на обеих нивах, так сказать. И я не одного такого знаю.
- И я таких знаю. И Макарий был таким, иначе мы с вами не встретились бы здесь. На том стоит и стоять будет Церковь. Пока не переведутся они, живые люди. Церковь ведь не фирма — люди.
- Тут мы с вами сходимся, отец Иоанн. Люди эти есть в Церкви, были в прежней власти, есть в нынешней. Дело ведь не в том, как называется организация, главное, кто правит в ней. Но живых людей мало, ох, как мало!
- Конечно, мало. Их никогда много не было. Помните, Господь собрал апостолов и сказал: идите и проповедуйте Слово Мое. Вас мало, но вы — закваска. Придет время, тесто будет готово, черти одумаются.
- Таких слов, про чертей, в Евангелии что-то не припомню, — усмехнулся я.
—Это я вам говорю, — улыбнулся в ответ собеседник, — уточняю слова Господа.
- Вам дано право уточнять Евангелие?
- И вам оно дано. И любой, кто говорит правду может дополнять Господа. Мыслью. Словом. Делом.
Право и правда — одно и то же.
- Как вы хорошо сказали! Наши демократические ораторы вам бы за такие слова поаплодировали, — ехидно поддакнул я.
- Что аплодировать, одумаются черти! — решительно повторил отец Иоанн.
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
- Вы так считаете?
— А куда им деваться! У них ведь сегодня тоже полный разброд: говори, что хочешь, делай, что хочешь, денег полно, а счастья нет. Прелюбодействуют, жиреют, отстреливают друг друга, болеют дурными болезнями, спиваются. Если не сами, так дети... А тут еще наводнения, землетрясения, ополз¬ни... В Европе морозы ударили. В Америке торнадо...
- Подождите, подождите, вы о каких чертях?..
- О тех, что были, о тех, что есть, о тех, что мельтешат на телевидении нынче. Вспомните большевиков: начали, как черти, устроили в России великую смуту, а по¬том людьми стали, спасли страну от страшного врага, да и не толь¬ко свою, построили могучую державу.
— И увенчали ее рыночным раем... - Дело обыкновенное. Соскучились по революциям. Устроили новую, денежную, конца ей пока не видно...
- Мне приходилось беседовать с некоторыми нынешними деятелями, в одночасье ставшими миллионерами. Что-то не замечал я у них желания, как вы выражаетесь, одуматься. В голову не приходит от своих щедрот помочь медицине, детям, школам.
- А человек и не может измениться сам. Изменяет человека Господь. Он его сотворил из глины, вдохнул СВОЙ ОГОНЬ и обжигает глину веками. Глина эта лжет, грабит, бесчинствует, а Он ее обжигает, но и отжигает. Когда потихоньку, когда круто...
Вы ведь в ваших статьях цитируете Писание: «Бог есть огонь поедающий». Разве не так? Если посмотреть на историю, то там действительно огни, огни и огни. То войны, то революции, то природные бедствия...
- Когда это кончится, по-вашему, отец Иоанн?
- Уже кончилось, — неожиданно ответил мой собеседник. — Гляди! — он вдруг обратился ко мне на «ты»…
Я огляделся. Передо мной пылали тем же ярким осенним пламенем свечи берез и лиственниц, плыл по бирюзовой Катуни прекрасный струг Патмоса, рядом стояли темноликие сосны. Но все было другим, и я сам сделался другим. Я чувствовал себя водой Катуни, храмом острова, каждой травинкой и каждым деревом этих мест. Блаженное состояние усилилось во много раз, и в то же время все тело пронзил священный трепет. Вспомнились пушкинские строки: «И внял я неба содроганье, и горний ангелов полет, и гад морских подводный ход, и дольней лозы прозябанье...»
—Отец Иоанн, это вы со мной сделали такое?..
Но на мой вопрос никто не ответил. Я повернулся к собеседнику — скамейка была пуста. Я встал и отправился к машине.
Прошло три месяца.
Конец каждого года и начало следующего я обычно провожу в Москве у сына. Решаю кое-какие деловые вопросы, главным образом, издательские. И в этом декабре тоже отправился в столицу. Сын живет рядом с Лефортовским пар¬ком, и я обычно по утрам делаю там часовую физзарядку. Теперь чаще всего в эту пору в Москве идет мокрый снег или дождь, и я в парке присмотрел нечто вроде крытой танцплощадки, там прячусь от непогоды.
...Отжимаюсь на руках от пола, рядом падают капли дождя, вдруг смотрю: возле моей головы вырастают мокрые башмаки.
Поднимаюсь, вижу знакомое улыбающееся лицо.
Отец Иоанн! Какими судьбами?!
- На этот раз имеете полное право называть меня Иваном Ивановичем.
В самом деле, мой знакомый был в плаще и в кожаной кепке, наподобие той, какую носит московский мэр. Голубоглаз, свеж лицом, но... чисто выбрит.
- Разве монахам разрешается брить бороду и ходить в цивильной одежде? — осведомился я.
- Это то, что вас в данную минуту больше всего интересует? — весело рассмеялся он.
- Нет, меня больше всего интересует ваша удивительная способность внезапно исчезать и так же внезапно появляться.
- Многолетняя тренировка, вроде вашей зарядки, — уже без улыбки ответил Иван Иванович, он же отец Иоанн.
- И все-таки, как вам это удается?
- Что именно?
- Ваши внезапные появления.
- Так вы же сами в своих книжках рассказываете о телепортациях, о всяких чудесах.
- А еще там, на Алтае, вы ввели меня в удивительное состояние. Когда же очнулся — вас нет. У меня столько вопросов возникло...
- Отвечать?
- Был бы вам признателен.
- Тогда по порядку. Насчет того, как удается. Рабочая необходимость. Ушел же я спокойно, не слишком быстро, а вы пребывали в вашем... — он помолчал, подыскивая слово, — гипнотическом состоянии. Так что никакой телепортации не было.
- А в то состояние вы меня ввели? Он ответил вопросом:
- Скажите, когда-нибудь раньше вы испытывали чувства вроде тех, которые возникли у вас на Алтае в моем присутствии?
- Да было нечто похожее в Москве много лет назад, потом лет восемь назад я испытал подобное в Индии. Случалось испытывать восторг прежде и на Алтае.
- Я спрашиваю не о восторге, — нахмурился мой собеседник,
— я спрашиваю об ощущении единства с миром.
- Такое пережил, пожалуй, впервые.
- Прогуляемся, — неожиданно предложил «Иван Иванович».
Я взял его имя в кавычки, потому что он явно не был ни отцом Иоанном, ни Иваном Ивановичем. Прежде всего — возраст. Ему можно было дать и двадцать пять, и пятьдесят. Свежее, молодое, чуть загорелое, совершенно не московское лицо человека, приехавшего откуда-то с гор, где много солнца. И в тоже время лучи морщинок в углах живых голубых глаз.
- Сколько вам лет? — спросил я.
- Восемьдесят — подойдет?
- Я промолчал. Меня начала не¬много раздражать эта игра в таинственность. Чего он хочет от меня? Мы прошли мимо заколоченного досками, приготовленного к реставрации скульптурного Лефорта, спустились к пруду. На еще не замерз¬шей поверхности воды плавали утки. Мой спутник вынул из карма¬на целлофановый пакет, высыпал содержимое на берег. Утки подплы¬ли к берегу, но остановились поодаль, ожидая, когда мы удалимся. Мы поднялись к соседнему кафе. Утки высыпали на берег, принялись подбирать корм, ссорясь, выхватывая кусочки пищи друг у друга.
- Вот так и люди, — промолвил мой знакомый, …«хлеб наш насущный даждь нам днесь — и возвращайся в свои небеси, не мешай нам жить, как жили. А хлеб мы как-нибудь поделим сами…»
- Вы о ком — «возвращайся»? — с нарастающим раздражением спросил я.
За свою долгую жизнь я повидал немало «мессий», «христов», «архангелов», прочих «высоких» духов. Одни из них домогались поклонения, другие пытались всучить для распространения свои труды, третьи просили денежной помощи, четвертые...
- Я как раз принадлежу к четвертым, — угадал мои мысли «Иван Иванович». — Не «мессия»,
не «Христос», не «архангел». Обыкновенный Божий человек, которому, правда, не восемьдесят, а все сто восемьдесят, может быть, даже тысяча восемьдесят лет.
- Неужели столько? — иронически заметил.
- Зря иронизируете. Я говорю о том, что люди приходили на эти берега двести восемьдесят и тыгсяча восемьдесят лет назад, что утки плавают в Лефортовских прудах четвертый век, а раньше, до Крещения Руси, плавали в соседней Яузе. Летом и осенью. Зимой улетали на юг. Теперь живут в Москве круглый год. Пока льда нет — в пруду, пруд замерзнет — переселятся на Яузу. Она ведь благодаря достижениям цивилизации свобод¬на ото льда круглый год. Сточные воды и мазут не дают передохнуть. Я правильно говорю?
—Вы говорите очевидные вещи. Или, как выражается один наш ученый, — невероятно-очевидные.
- Я скажу вам еще одну невероятно-очевидную вещь: скоро и пруды не будут замерзать зимой.
да, ученые говорят о потеплении климата на Земле.
«Иван Иванович» остановился и пристально взглянул мне в глаза. Его собственные глаза из голубых сделались темными, глубокими и словно проникали в душу. Мое раздражение куда-то ушло, я почувствовал себя в обществе собеседника легко и радостно.
- Что еще говорят ваши ученые? — спросил он.
- Они говорят, что вслед за финансовым кризисом разразится экономический, потом системный.
- Тоже правильно, кроме последовательности. Наше движение вперед совершается в обратном порядке: системный кризис идет уже по меньшей мере две тысячи лет, экономический и политический — весь двадцатый век, а финансовый действительно начался, потому что мир сходит с ума от доллара. Представляете себе, одна страна напечатала несколько десятков тонн зеленых бумажек и заставляет население планеты стонать от ужаса, что мир пойдет ко дну, если эти бумажки ничего не будут стоить. Не бред ли?!
- Я не ответил.
— А куда им деваться! У них ведь сегодня тоже полный разброд: говори, что хочешь, делай, что хочешь, денег полно, а счастья нет. Прелюбодействуют, жиреют, отстреливают друг друга, болеют дурными болезнями, спиваются. Если не сами, так дети... А тут еще наводнения, землетрясения, ополз¬ни... В Европе морозы ударили. В Америке торнадо...
- Подождите, подождите, вы о каких чертях?..
- О тех, что были, о тех, что есть, о тех, что мельтешат на телевидении нынче. Вспомните большевиков: начали, как черти, устроили в России великую смуту, а по¬том людьми стали, спасли страну от страшного врага, да и не толь¬ко свою, построили могучую державу.
— И увенчали ее рыночным раем... - Дело обыкновенное. Соскучились по революциям. Устроили новую, денежную, конца ей пока не видно...
- Мне приходилось беседовать с некоторыми нынешними деятелями, в одночасье ставшими миллионерами. Что-то не замечал я у них желания, как вы выражаетесь, одуматься. В голову не приходит от своих щедрот помочь медицине, детям, школам.
- А человек и не может измениться сам. Изменяет человека Господь. Он его сотворил из глины, вдохнул СВОЙ ОГОНЬ и обжигает глину веками. Глина эта лжет, грабит, бесчинствует, а Он ее обжигает, но и отжигает. Когда потихоньку, когда круто...
Вы ведь в ваших статьях цитируете Писание: «Бог есть огонь поедающий». Разве не так? Если посмотреть на историю, то там действительно огни, огни и огни. То войны, то революции, то природные бедствия...
- Когда это кончится, по-вашему, отец Иоанн?
- Уже кончилось, — неожиданно ответил мой собеседник. — Гляди! — он вдруг обратился ко мне на «ты»…
Я огляделся. Передо мной пылали тем же ярким осенним пламенем свечи берез и лиственниц, плыл по бирюзовой Катуни прекрасный струг Патмоса, рядом стояли темноликие сосны. Но все было другим, и я сам сделался другим. Я чувствовал себя водой Катуни, храмом острова, каждой травинкой и каждым деревом этих мест. Блаженное состояние усилилось во много раз, и в то же время все тело пронзил священный трепет. Вспомнились пушкинские строки: «И внял я неба содроганье, и горний ангелов полет, и гад морских подводный ход, и дольней лозы прозябанье...»
—Отец Иоанн, это вы со мной сделали такое?..
Но на мой вопрос никто не ответил. Я повернулся к собеседнику — скамейка была пуста. Я встал и отправился к машине.
Прошло три месяца.
Конец каждого года и начало следующего я обычно провожу в Москве у сына. Решаю кое-какие деловые вопросы, главным образом, издательские. И в этом декабре тоже отправился в столицу. Сын живет рядом с Лефортовским пар¬ком, и я обычно по утрам делаю там часовую физзарядку. Теперь чаще всего в эту пору в Москве идет мокрый снег или дождь, и я в парке присмотрел нечто вроде крытой танцплощадки, там прячусь от непогоды.
...Отжимаюсь на руках от пола, рядом падают капли дождя, вдруг смотрю: возле моей головы вырастают мокрые башмаки.
Поднимаюсь, вижу знакомое улыбающееся лицо.
Отец Иоанн! Какими судьбами?!
- На этот раз имеете полное право называть меня Иваном Ивановичем.
В самом деле, мой знакомый был в плаще и в кожаной кепке, наподобие той, какую носит московский мэр. Голубоглаз, свеж лицом, но... чисто выбрит.
- Разве монахам разрешается брить бороду и ходить в цивильной одежде? — осведомился я.
- Это то, что вас в данную минуту больше всего интересует? — весело рассмеялся он.
- Нет, меня больше всего интересует ваша удивительная способность внезапно исчезать и так же внезапно появляться.
- Многолетняя тренировка, вроде вашей зарядки, — уже без улыбки ответил Иван Иванович, он же отец Иоанн.
- И все-таки, как вам это удается?
- Что именно?
- Ваши внезапные появления.
- Так вы же сами в своих книжках рассказываете о телепортациях, о всяких чудесах.
- А еще там, на Алтае, вы ввели меня в удивительное состояние. Когда же очнулся — вас нет. У меня столько вопросов возникло...
- Отвечать?
- Был бы вам признателен.
- Тогда по порядку. Насчет того, как удается. Рабочая необходимость. Ушел же я спокойно, не слишком быстро, а вы пребывали в вашем... — он помолчал, подыскивая слово, — гипнотическом состоянии. Так что никакой телепортации не было.
- А в то состояние вы меня ввели? Он ответил вопросом:
- Скажите, когда-нибудь раньше вы испытывали чувства вроде тех, которые возникли у вас на Алтае в моем присутствии?
- Да было нечто похожее в Москве много лет назад, потом лет восемь назад я испытал подобное в Индии. Случалось испытывать восторг прежде и на Алтае.
- Я спрашиваю не о восторге, — нахмурился мой собеседник,
— я спрашиваю об ощущении единства с миром.
- Такое пережил, пожалуй, впервые.
- Прогуляемся, — неожиданно предложил «Иван Иванович».
Я взял его имя в кавычки, потому что он явно не был ни отцом Иоанном, ни Иваном Ивановичем. Прежде всего — возраст. Ему можно было дать и двадцать пять, и пятьдесят. Свежее, молодое, чуть загорелое, совершенно не московское лицо человека, приехавшего откуда-то с гор, где много солнца. И в тоже время лучи морщинок в углах живых голубых глаз.
- Сколько вам лет? — спросил я.
- Восемьдесят — подойдет?
- Я промолчал. Меня начала не¬много раздражать эта игра в таинственность. Чего он хочет от меня? Мы прошли мимо заколоченного досками, приготовленного к реставрации скульптурного Лефорта, спустились к пруду. На еще не замерз¬шей поверхности воды плавали утки. Мой спутник вынул из карма¬на целлофановый пакет, высыпал содержимое на берег. Утки подплы¬ли к берегу, но остановились поодаль, ожидая, когда мы удалимся. Мы поднялись к соседнему кафе. Утки высыпали на берег, принялись подбирать корм, ссорясь, выхватывая кусочки пищи друг у друга.
- Вот так и люди, — промолвил мой знакомый, …«хлеб наш насущный даждь нам днесь — и возвращайся в свои небеси, не мешай нам жить, как жили. А хлеб мы как-нибудь поделим сами…»
- Вы о ком — «возвращайся»? — с нарастающим раздражением спросил я.
За свою долгую жизнь я повидал немало «мессий», «христов», «архангелов», прочих «высоких» духов. Одни из них домогались поклонения, другие пытались всучить для распространения свои труды, третьи просили денежной помощи, четвертые...
- Я как раз принадлежу к четвертым, — угадал мои мысли «Иван Иванович». — Не «мессия»,
не «Христос», не «архангел». Обыкновенный Божий человек, которому, правда, не восемьдесят, а все сто восемьдесят, может быть, даже тысяча восемьдесят лет.
- Неужели столько? — иронически заметил.
- Зря иронизируете. Я говорю о том, что люди приходили на эти берега двести восемьдесят и тыгсяча восемьдесят лет назад, что утки плавают в Лефортовских прудах четвертый век, а раньше, до Крещения Руси, плавали в соседней Яузе. Летом и осенью. Зимой улетали на юг. Теперь живут в Москве круглый год. Пока льда нет — в пруду, пруд замерзнет — переселятся на Яузу. Она ведь благодаря достижениям цивилизации свобод¬на ото льда круглый год. Сточные воды и мазут не дают передохнуть. Я правильно говорю?
—Вы говорите очевидные вещи. Или, как выражается один наш ученый, — невероятно-очевидные.
- Я скажу вам еще одну невероятно-очевидную вещь: скоро и пруды не будут замерзать зимой.
да, ученые говорят о потеплении климата на Земле.
«Иван Иванович» остановился и пристально взглянул мне в глаза. Его собственные глаза из голубых сделались темными, глубокими и словно проникали в душу. Мое раздражение куда-то ушло, я почувствовал себя в обществе собеседника легко и радостно.
- Что еще говорят ваши ученые? — спросил он.
- Они говорят, что вслед за финансовым кризисом разразится экономический, потом системный.
- Тоже правильно, кроме последовательности. Наше движение вперед совершается в обратном порядке: системный кризис идет уже по меньшей мере две тысячи лет, экономический и политический — весь двадцатый век, а финансовый действительно начался, потому что мир сходит с ума от доллара. Представляете себе, одна страна напечатала несколько десятков тонн зеленых бумажек и заставляет население планеты стонать от ужаса, что мир пойдет ко дну, если эти бумажки ничего не будут стоить. Не бред ли?!
- Я не ответил.
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
Мой собеседник остановился и вновь своим цепким взглядом зацепил мой:
- Я прошу вас написать о на¬шей беседе. Все запомнили, о чем мы говорили? У вас хорошая па¬мять? — строгим голосом спросил он.
- Пока не жалуюсь.
- Напишите о том, что видели на Алтае, что Судные времена, описанные Откровением апостола Иоанна, закончились, что. Новая Земля и Hoвoe Небо над нею уже состоялись. А зеленые бумажки истлеют так же, как желтые осенние листья, упавшие с деревьев...
- Но пресса нас пугает всякими ужасами.
- Какими, например?
- Ссылаются на пророчества Кейси и Ванги, например, что Америка пойдет ко дну, что Европу тоже захлестнут волны Океана.
- Разве такое на Земле не случалось? И потопы были, и огонь сжигал материки. Люди перебирались на другие земли, начинали новые цивилизации.
- Еще в ходу сейчас сценарии мировых войн за природные ресурсы, за пресную воду.
- Пусть сценаристы и воюют. А люди устали. Эпоха мировых войн закончилась. Вряд ли кого, кроме кучек фанатиков, заставишь сегодня воевать.
- Говорят и показывают фильмы о возможности завоевания нашей планеты злобными инопланетянами.
- Ну да, говорят и снимают кино те, кому за это платят зелеными бумажками.
- Иван Иванович, я так и не понял: кто вы? — озвучил я вопрос, который все время вертелся у меня на языке.
- Я же вам сказал: Иван Иванович Иванов, он же отец Иоанн. Разве сказано недостаточно внятно? — с какой-то затаенной усмеш¬кой упрекнул меня мой собеседник.
—О чем же нужно написать еще? — вздохнул я.
— О том, что век бесов заканчивается, что они должны стать людьми или уйти с планеты навсегда. Что над Сибирью, а потом над Россией и всем миром поднимается солнце Новой Эпохи. Кошмары прошли. Я бы назвал нынешнее со¬стояние России театром абсурда. Но — на авансцене. А в глубине сцены начинается новая, настоящая жизнь.
- И вы думаете, читатели поверят, что я описал реальную встречу?
- Поставьте в заголовок «фантастический рассказ» или как у Достоевского — «Сон смешного чело-века».
- А если серьезно: чего вы от меня хотите?
—Я уже сказал: напишите о том, что закончилась эпоха войн, революций, а также всяких гадостей: попсы, финансовых афер, борьбы за ресурсы, государственного интриганства. Что наступило время Истины, только Истины, ничего, кроме Истины...
—Иван Иванович, пощадите, я обыкновенный человек! — взмолился я. — На Землю приходили великие пророки, они предупреждали о грядущих бедствиях, люди побивали их камнями, или распинали, или не слушали... Теперь, вы говорите, идет спектакль абсурда... Меня воспримут как участника программы «Аншлаг, аншлаг!».
- Не случится ни первого, ни второго...
- Почему?
- Первого — потому что вы не сулите людям никаких ужасов. Ужасы кончились.
А второе — вы хотите, чтобы я навеял «человечеству сон золотой», как сказал поэт?
И сны закончились. Наступает век Истины, век реальности, об этом я твержу вам.
Речь моего собеседника, казалось, проникала в каждый атом со¬знания. «Иван Иванович» говорил просто, убедительно, и в тоже вре¬мя я чувствовал, что рассудок восстает против всего, сообщенного моим новым знакомым.
- Но с людьми-то, с людьми что будет, Иван Ивановичу!
Вернется к ним человеческий образ.
- Но как?
- Вот вы только что сказали про сон золотой. Он ведь прописан во всех религиях, особенно на Востоке. Сказано, что наступит Час Икс. Все человечество на мгновенье заснёт и проснется другим... — Kaким же?
— Таким, как вы почувствовали себя на Патмосе. Понимающим, что вы и береза, вы и река, вы и травинка, и кедр, все мы – части одного Великого Целого, которое называется Земля, Природа, Бог.
Что не нужно уродовать Землю, не нужно выхватывать друг у друга куски, потому что уродуешь само¬го себя, выхватываешь куски, которые тебе и так принадлежат…
Голос человека, шагавшего рядом со мной, сделался взволнованным, страстным, высоким. Дождь в Лефортовском парке прекратился, выглянуло редкое в эту пору московское солнце. Заблестела темная, влажная кора лип, при¬ободрилась зеленая травка, сохранившаяся еще кое-где на газонах.
И вновь повторилась алтайская история. Пока я разглядывал распогодившийся парк, звуки шагов рядом прекратились. «Иван Иванович» исчез, как сквозь землю про¬валился. Когда я подумал об этом, тотчас пришла контрмысль: «Ну, уж только не под землю... Там ему делать явно нечего».
Вернувшись домой, я последовал настойчивому совету «Ивана Ивановича»: набрал диалоги с ним на компьютере, назвал их фантастическим рассказом, подумав немного, добавил слово «вполне».
Юрий КЛЮЧНИКОВ
Прочитав этот рассказ, я выложил ссылку, которая оказалась песней...
Вот только что нашел ссылку на полный рассказ http://korni.kluchnikov.ru/liki-russkoy ... sskaz.html
- Я прошу вас написать о на¬шей беседе. Все запомнили, о чем мы говорили? У вас хорошая па¬мять? — строгим голосом спросил он.
- Пока не жалуюсь.
- Напишите о том, что видели на Алтае, что Судные времена, описанные Откровением апостола Иоанна, закончились, что. Новая Земля и Hoвoe Небо над нею уже состоялись. А зеленые бумажки истлеют так же, как желтые осенние листья, упавшие с деревьев...
- Но пресса нас пугает всякими ужасами.
- Какими, например?
- Ссылаются на пророчества Кейси и Ванги, например, что Америка пойдет ко дну, что Европу тоже захлестнут волны Океана.
- Разве такое на Земле не случалось? И потопы были, и огонь сжигал материки. Люди перебирались на другие земли, начинали новые цивилизации.
- Еще в ходу сейчас сценарии мировых войн за природные ресурсы, за пресную воду.
- Пусть сценаристы и воюют. А люди устали. Эпоха мировых войн закончилась. Вряд ли кого, кроме кучек фанатиков, заставишь сегодня воевать.
- Говорят и показывают фильмы о возможности завоевания нашей планеты злобными инопланетянами.
- Ну да, говорят и снимают кино те, кому за это платят зелеными бумажками.
- Иван Иванович, я так и не понял: кто вы? — озвучил я вопрос, который все время вертелся у меня на языке.
- Я же вам сказал: Иван Иванович Иванов, он же отец Иоанн. Разве сказано недостаточно внятно? — с какой-то затаенной усмеш¬кой упрекнул меня мой собеседник.
—О чем же нужно написать еще? — вздохнул я.
— О том, что век бесов заканчивается, что они должны стать людьми или уйти с планеты навсегда. Что над Сибирью, а потом над Россией и всем миром поднимается солнце Новой Эпохи. Кошмары прошли. Я бы назвал нынешнее со¬стояние России театром абсурда. Но — на авансцене. А в глубине сцены начинается новая, настоящая жизнь.
- И вы думаете, читатели поверят, что я описал реальную встречу?
- Поставьте в заголовок «фантастический рассказ» или как у Достоевского — «Сон смешного чело-века».
- А если серьезно: чего вы от меня хотите?
—Я уже сказал: напишите о том, что закончилась эпоха войн, революций, а также всяких гадостей: попсы, финансовых афер, борьбы за ресурсы, государственного интриганства. Что наступило время Истины, только Истины, ничего, кроме Истины...
—Иван Иванович, пощадите, я обыкновенный человек! — взмолился я. — На Землю приходили великие пророки, они предупреждали о грядущих бедствиях, люди побивали их камнями, или распинали, или не слушали... Теперь, вы говорите, идет спектакль абсурда... Меня воспримут как участника программы «Аншлаг, аншлаг!».
- Не случится ни первого, ни второго...
- Почему?
- Первого — потому что вы не сулите людям никаких ужасов. Ужасы кончились.
А второе — вы хотите, чтобы я навеял «человечеству сон золотой», как сказал поэт?
И сны закончились. Наступает век Истины, век реальности, об этом я твержу вам.
Речь моего собеседника, казалось, проникала в каждый атом со¬знания. «Иван Иванович» говорил просто, убедительно, и в тоже вре¬мя я чувствовал, что рассудок восстает против всего, сообщенного моим новым знакомым.
- Но с людьми-то, с людьми что будет, Иван Ивановичу!
Вернется к ним человеческий образ.
- Но как?
- Вот вы только что сказали про сон золотой. Он ведь прописан во всех религиях, особенно на Востоке. Сказано, что наступит Час Икс. Все человечество на мгновенье заснёт и проснется другим... — Kaким же?
— Таким, как вы почувствовали себя на Патмосе. Понимающим, что вы и береза, вы и река, вы и травинка, и кедр, все мы – части одного Великого Целого, которое называется Земля, Природа, Бог.
Что не нужно уродовать Землю, не нужно выхватывать друг у друга куски, потому что уродуешь само¬го себя, выхватываешь куски, которые тебе и так принадлежат…
Голос человека, шагавшего рядом со мной, сделался взволнованным, страстным, высоким. Дождь в Лефортовском парке прекратился, выглянуло редкое в эту пору московское солнце. Заблестела темная, влажная кора лип, при¬ободрилась зеленая травка, сохранившаяся еще кое-где на газонах.
И вновь повторилась алтайская история. Пока я разглядывал распогодившийся парк, звуки шагов рядом прекратились. «Иван Иванович» исчез, как сквозь землю про¬валился. Когда я подумал об этом, тотчас пришла контрмысль: «Ну, уж только не под землю... Там ему делать явно нечего».
Вернувшись домой, я последовал настойчивому совету «Ивана Ивановича»: набрал диалоги с ним на компьютере, назвал их фантастическим рассказом, подумав немного, добавил слово «вполне».
Юрий КЛЮЧНИКОВ
Прочитав этот рассказ, я выложил ссылку, которая оказалась песней...
Вот только что нашел ссылку на полный рассказ http://korni.kluchnikov.ru/liki-russkoy ... sskaz.html
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
Однако, надо быть осторожными. Статьи Ю. Ключникова на этом сайте отдают ересью. Впрочем, статья об отце Науме достаточно интересна.
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
Интересно, но то тут, то там проскакивает бесовщинка.
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
я познакомился с рабой Божией Верой, у которой один за другим умерли два взрослых сына. Она первого вместе со снохой вымолила из ада. И он однажды явился своему брату незадолго до его кончины и стал его убеждать, что нужно исповедоваться и вести настоящую христианскую жизнь. При этом все время говорил, что совершенно недостоин рая: "Там такие святые, брат! И мне совестно находиться рядом с ними, потому что я не достоин!
Александр, может сам с ней поговорить, когда поедет к владыке. На фото момент моей беседы с ней.
Слова Есенина:
Если крикнет Русь Святая:
"Кинь ты Русь , живи в раю!"
я скажу: "Не надо рая,
дайте родину мою!"
Являются бесочеловеческими и выдающими неведение поэта, потому что понятие "родины" есть приближенный земной образ рая.
Александр, может сам с ней поговорить, когда поедет к владыке. На фото момент моей беседы с ней.
Слова Есенина:
Если крикнет Русь Святая:
"Кинь ты Русь , живи в раю!"
я скажу: "Не надо рая,
дайте родину мою!"
Являются бесочеловеческими и выдающими неведение поэта, потому что понятие "родины" есть приближенный земной образ рая.
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
Владимир, я знаю это стихотворение наизусть и ничего! Вполне можно выучить, тем более, понимая что тут и к чему. Со всем, неустраивающим вокруг, борются не через походы в школу, а через молитву и исправление своего держания.
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
Помогать детям нужно, но нужно делать это без подавления воли и без навязывания своего держания. Мы прошли свой путь, пусть и они пройдут свой. Все равно, все окончится скоро полным и всецелым покаянием. Учебный процесс нам сегодня не изменить. Так что, пусть выполняют те домашние задания. которые им дают. Но и комментировать их в сосложении с Ангелами тоже можно. Но только не с бесами. Бесы же все равно какое возмущение внушать: по правде или без правды. Главное для них, чтобы мы это делали под их руководством.
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
Все это очень интересно, но когда я увидел, что это художественное творчество, интерес к использованию его текстов у меня попал.
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
А я верю и надеюсь, что после воскрешения из мертвых преподобного Серафима, наконец исполниться то, что "тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих" (Рим. 8:19), после чего одни животные уже не будут поедать других. И как писал пророк Исаия (11:6-9) : "Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их".
Хотя бы последние 15 лет земной жизни.
Хотя бы последние 15 лет земной жизни.
Свт. Григорий Эльвирский
Где же и когда, как не в Царстве Божьем, где в изобилии хлеба, вина и масла, сбудется это благословение? Ведь земля сама собой даст хлеб и всё дурное устранится, как сказал Исаия: Тогда, - говорит он, - волк вместе с волом будут есть солому, и волк и ягненок будут пастись вместе, и малое дитя сможет сунуть руку в змеиное логово, и змеи не причинят ему вред. Действительно, когда придет Его царство, Бог преобразит мир, сделает его таким, каким он был в своем начале, до того, как первозданный человек согрешил. Он поступил вразрез со словом Божьим, поэтому весь мир был испорчен, осквернен и проклят, когда Бог сказал: Проклята земля за тебя (Быт 3:17). Следовательно, проходящий уклад этого мира станет царством святых и освобождением творения.
Лопухин А. П.:Какое мнение правильно? Вернее всего - первое. В самом деле, там, где у пророков идет речь аллегорическая, это ясно из контекста речи (см. Иер 5:6), а между тем здесь нет никакого основания для аллегорического изменения. Наоборот, здесь пророк естественно подготовляет, так сказать, почву для следующего далее изображения мира между людьми, который возможен именно тогда только, когда прекратится борьба за существование во внешней природе. Животные должны встретить нового человека, уже сами будучи наперед обновлены, как встретили они некогда первозданного Адама. И все изображение этого мира между животными у пророка находится в полном согласии со сказанием книги Бытия о состоянии первозданного мира.
В самом деле, животные, до грехопадения человеческого, питались только растительной пищей (Быт 1:30), человек был над ними «господином» - во всяком случае над тем, с которыми общался в Эдеме (Быт 1:26, 28; 2:19 и сл.), и пророк Исаия мог, очевидно, говорить о восстановлении всего этого первоначального положения вещей. Апостол Павел в Послании к Римлянам, вероятно, имел в виду ваше место, когда говорил, что природа неразумная будет освобождена от служения суете (Рим 8:20-22), которая, между прочим, и состоит в постоянной борьбе за существование, какую должны животные вести между собою, так что, следовательно, и Новый Завет подтверждает мысль о том, что Исаия мог иметь в виду действительных животных, когда говорил о будущем мире в природе.
Но когда наступит эта метаморфоза в отношениях между всем живым? Пророк ясно не указывает срок для такой перемены, и потому одни толкователи относят исполнение этого пророчества к той эпохе, когда будет новое небо и новая земля, в которых обитает правда (2 Пет 3:12), другие же находили возможным допустить частичное исполнение этого пророчества уже в настоящей, временной жизни. Из двух этих мнений более вероятным представляется второе. Контекст речи показывает, что пророк вообще говорит о земном служении Мессии: Он будет судить, т. е. решать разного рода тяжбы, конечно, на земле, а не на небе, где в таком служении не окажется нужды: - Он убьет нечестивцев и т. д. Точно так же и конец главы (10-16 ст.) изображает ясно последствия земной деятельности Мессии. Было бы поэтому странно, если бы пророк в эту цельную картину вставил посредине момент совершенно из другой эпохи - из жизни уже прославленного мира. Если защитники первого мнения указывают на то, что живая действительность не говорит за возможность такой метаморфозы в животном мире, то на это нужно ответить, что пророк говорил об изменениях, какие будут внесены в жизнь христианского мира…
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
Если бы мои оппоненты разбирали бы все то, что я пишу по пунктам, то разговор мог бы получится. А так, кто-то что написал, мы почитали и каждый остался при своем мнении. К тому же, эта тема не для разбора материалов нашего сайта. Будьте внимательны и обращайте внимание на заголовки тем.
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
Мне Господь через родного сына показал, что это вполне возможно. Ему было 2,5 месяца, была зима, и когда я приходил с работы, то я катал его в коляске по разным маршрутам по кухне, коридору, залу и спальне. Эти маршруты я называл "трамвайными", а коляску называл по звуку издаваемому ею, "гым-гым" Вот прихожу я в очередной раз с работы в январе 1995 года и говорю ему: "Ну, что, Алеша, будем кататься на "гым-гым"? А он спокойно произносит: " На гым-гым"!!! Тогда я, глядя на это дело, говорю ему: "Значит, ты вполне можешь повторять слова. Например слово "руки" ты из-за буквы "р" не можешь произнести, но скажи тогда: "гуки". И он спокойно и четко повторил: "гуки"! После чего я его больше ни о чем не стал спрашивать, поняв, что здесь речь идет о чуде Божьем, потому что МЛАДЕНЦЫ В ЭТОМ ВОЗРАСТЕ ПО ЕСТЕСТВУ НЕ ГОВОРЯТ!
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
Поддел, как я понимаю от слова "подделать". То есть колдовство и прочее подобное.
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
Когда я возвратился в Дивеево 12 ноября 2007 года, то с ужасом обнаружил на чердаке своего дома полмешка разных фанфуриков, но больше всего от горькой перцовой (!) настойки, в обеих печках горки окурков, на месте иконостаса консоль от телевизора, а в туалете страницы нового Завета. Такова реальность новых рабочих Серафимо-Дивеевского монастыря. Рабочие же моего периода не пили, и не курили, и телевизоров не имели. Такая вот апостасия в отдельно взятом доме, наглядно показывающая то, что каковы держащие, таково и жилище их. Пришлось все очищать и освящать.
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
Последний раз две мышки я из бочки с зерном отпустил. Жалко предавать их своими руками в пасть коту. Однажды из погреба вытащил всю семью и сказал: "Вот я даю вам свободу, только больше здесь не появляйтесь" И они лет пять туда не залезали.
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
Несмотря на мое предупреждение, наш поклонник Ниловой не успокоился и рассылает ее бесовские творения в личке. По причине чего и нарвался на очередной бан, но теперь уже безсрочный.Николай В. писал(а):Таким образом, Трамп, который полезен России – уязвим, а Путин, который может получить помощь со стороны Трампа – нет.
И если Трампа не станет, то Путин опять должен справляться с ситуацией в Мире один?
ММ Трамп не имеет иммунитета.
Николай, еще раз хоть одна ссылка с этого поганого бесовского сайта и я тебя и В Контакте заблокирую! Отец Виктор.
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
МОЙ ЛЮБИМЫЙ ГЕРОЙ...
"Тишину урока нарушил резкий скрипучий голос Зои Васильевны:
– Голубев! Что это? Ты в своем уме?!
Мы все как один подняли головы от своих тетрадей. Класс писал сочинение на тему «Мой любимый герой». Я уже набросал первые слова: «Мой любимый герой – замечательный разведчик Николай Кузнецов». И вдруг…
– Голубев! Я тебя спрашиваю! Встань!
Из-за первой парты перед разгневанным классным руководителем поднялся Алеша Голубев – маленького роста, тщедушный, в очках с сильными линзами.
Он был объектом насмешек всего класса, мальчишек и девчонок, потому что никогда не участвовал в наших проказах, был тихим, застенчивым, немного неуклюжим. После уроков он всегда спешил домой (говорили, что у него была очень больная мама). Его тихий голос слышно было только у доски. В классе с ним никто не дружил, а напротив, часто обижали, дразнили «Голубком» и нередко прятали его вещи, пользуясь слабым зрением Алеши. Но он, к моему удивлению, никогда не злился, не огрызался, а только как-то беззащитно улыбался, как бы смеясь над собой. В такие минуты мне было очень жаль его, но из-за глупой солидарности с остальными я никогда не вставал на его защиту.
И вот теперь Алеша, понурив стриженую голову, стоял перед презрительным взором Зои Васильевны. Несмотря на недостаток времени, все с любопытством уставились на эту сцену, желая знать, что же вызвало такое возмущение классной. Но она сама ответила на наш немой вопрос:
– Вы только посмотрите на него! Как вам нравится, о ком он пишет?! Его любимый герой – Иисус Христос!
Класс зашумел. Кто-то засмеялся, радуясь, что несчастный Голубев сделал несусветную глупость. Кто-то присвистнул: «Во дает!» А кое-кто выразительно покрутил пальцем у виска. Действительно, выбрать себе такого героя в наше замечательное время! На дворе 1970 год, время прогресса, «эра светлых годов», а тут… Действительно, ненормальный этот Голубев!
Классная между тем продолжала свою обличительную речь:
– Теперь мне все понятно: и почему ты до сих пор не пионер, и почему абсолютно не участвуешь в общественной жизни класса. Не стыдно – всегда ссылаешься на больную мать! Оказывается, вот в чем дело, вот у тебя какие герои! Какая уж тут общественная жизнь!
В ответ раздался еле слышный голос:
– Зоя Васильевна, у меня правда сильно болеет мама…
Классная спохватилась: сцена затянулась, а время урока неумолимо идет. Да еще почти все перестали писать и уставились на нее и на беднягу Голубева.
– Так, все продолжаем писать, время идет! А ты, Алеша, – сменила она гнев на милость, – немедленно зачеркни эту… это, и пиши, как все ребята: о настоящем герое, настоящем, замечательном человеке! Сколько их, замечательных людей! Подумай и пиши.
Она вернула Алеше тетрадку, и, посчитав инцидент исчерпанным, вернулась за учительский стол. Мы тоже вернулись к своим «опусам», торопясь наверстать упущенное время.
Но Алеша почему-то продолжал стоять, все так же опустив голову. Не заметить это классной было невозможно.
– В чем дело, Голубев? – тон ее был недовольным. – Тебе что-то неясно? Учти, мы теряем драгоценное время!
И вновь я с трудом разобрал тихий ответ:
– Извините, Зоя Васильевна, я не могу… о другом герое.
– Что-о? Что такое?
Зоя Васильевна поднялась со своего места, не успев утвердиться на нем, и всей своей величественной фигурой надвинулась на Алешу. Он казался таким маленьким и невзрачным перед ней! Классная была раздражена непредвиденной заминкой, к тому же все мы опять подняли головы от сочинений, с удивлением глядя на строптивого Голубка.
– Что значит «не могу»? У тебя нет другого любимого героя?
– Нет… другого нет.
– Это не герой, а выдумка невежественных, темных людей. В наше время смешно даже говорить об этом. Но мы с тобой поговорим отдельно, а сейчас, будь добр, садись и пиши, как все ребята. Ясно?
– Да… ясно.
Алеша сел и вроде бы стал что-то писать. Зоя Васильевна вернулась на свое место, несколько раз взглянула на него с подозрением, но успокоилась. Все пошло своим чередом. Я легко набросал красивые предложения о том, как хотел бы во всем быть похожим на героя-разведчика, и закончил раньше всех.
Оглушительно зазвенел звонок, заставив вздрогнуть отстающих. Но вот, все сдали, наконец, свои тетради, и класс опустел. Но история с Голубевым на этом не кончилась. Я уже был в коридоре, как вдруг услышал:
– Голубев, а ну-ка, вернись! – тон классной был повышенным и не обещал ничего хорошего.
Алеша вернулся в класс, и через полуоткрытую дверь я видел, как он встал у стола Зои Васильевны, так же понурив голову и ссутулив узкие плечи. До меня донеслось:
– Значит, вот ты как! Назло учителю, назло всем! Все-таки написал об этом… о своем… Решил показать упрямство! Так, я спрашиваю?
Казалось бы, мне не было никакого дела до несчастного Голубка. Пусть получит за свою глупость, за своего героя, или как его назвать…
Ребята уже разбежались (урок был последним), но мне что-то не давало уйти. Любопытство или какое-то иное чувство влекло меня к полуоткрытой двери. Сам не зная почему, я подошел и прислушался.
– Нет, Зоя Васильевна, я не назло… – голос у Алеши был слабым и дрожащим.
– Нет, именно назло! Именно! Тебе было сказано: писать, как все ребята, – о героях войны, пионерах-героях, да о ком угодно! Мало ли у нас замечательных людей, на которых нужно равняться, на которых стараться быть похожими. А ты? Кто такой этот Иисус Христос? Это даже не сказочный герой! Ну ладно, я поняла бы, если бы ты написал об Илье-Муромце, о русских богатырях. А он кто? Да пойми ты, что такого человека никогда не было! Это все поповские выдумки, в которые верят необразованные, серые люди! И ты, советский школьник, повторяешь басни неграмотных, обманутых старушек? Эх ты! А я считала тебя неглупым мальчиком. Стыдись!
Зоя Васильевна прервала свой монолог, очевидно, чтобы набрать воздуха для продолжения. Но тут раздался дрожащий голос Алеши:
Андрей Маершин
"Тишину урока нарушил резкий скрипучий голос Зои Васильевны:
– Голубев! Что это? Ты в своем уме?!
Мы все как один подняли головы от своих тетрадей. Класс писал сочинение на тему «Мой любимый герой». Я уже набросал первые слова: «Мой любимый герой – замечательный разведчик Николай Кузнецов». И вдруг…
– Голубев! Я тебя спрашиваю! Встань!
Из-за первой парты перед разгневанным классным руководителем поднялся Алеша Голубев – маленького роста, тщедушный, в очках с сильными линзами.
Он был объектом насмешек всего класса, мальчишек и девчонок, потому что никогда не участвовал в наших проказах, был тихим, застенчивым, немного неуклюжим. После уроков он всегда спешил домой (говорили, что у него была очень больная мама). Его тихий голос слышно было только у доски. В классе с ним никто не дружил, а напротив, часто обижали, дразнили «Голубком» и нередко прятали его вещи, пользуясь слабым зрением Алеши. Но он, к моему удивлению, никогда не злился, не огрызался, а только как-то беззащитно улыбался, как бы смеясь над собой. В такие минуты мне было очень жаль его, но из-за глупой солидарности с остальными я никогда не вставал на его защиту.
И вот теперь Алеша, понурив стриженую голову, стоял перед презрительным взором Зои Васильевны. Несмотря на недостаток времени, все с любопытством уставились на эту сцену, желая знать, что же вызвало такое возмущение классной. Но она сама ответила на наш немой вопрос:
– Вы только посмотрите на него! Как вам нравится, о ком он пишет?! Его любимый герой – Иисус Христос!
Класс зашумел. Кто-то засмеялся, радуясь, что несчастный Голубев сделал несусветную глупость. Кто-то присвистнул: «Во дает!» А кое-кто выразительно покрутил пальцем у виска. Действительно, выбрать себе такого героя в наше замечательное время! На дворе 1970 год, время прогресса, «эра светлых годов», а тут… Действительно, ненормальный этот Голубев!
Классная между тем продолжала свою обличительную речь:
– Теперь мне все понятно: и почему ты до сих пор не пионер, и почему абсолютно не участвуешь в общественной жизни класса. Не стыдно – всегда ссылаешься на больную мать! Оказывается, вот в чем дело, вот у тебя какие герои! Какая уж тут общественная жизнь!
В ответ раздался еле слышный голос:
– Зоя Васильевна, у меня правда сильно болеет мама…
Классная спохватилась: сцена затянулась, а время урока неумолимо идет. Да еще почти все перестали писать и уставились на нее и на беднягу Голубева.
– Так, все продолжаем писать, время идет! А ты, Алеша, – сменила она гнев на милость, – немедленно зачеркни эту… это, и пиши, как все ребята: о настоящем герое, настоящем, замечательном человеке! Сколько их, замечательных людей! Подумай и пиши.
Она вернула Алеше тетрадку, и, посчитав инцидент исчерпанным, вернулась за учительский стол. Мы тоже вернулись к своим «опусам», торопясь наверстать упущенное время.
Но Алеша почему-то продолжал стоять, все так же опустив голову. Не заметить это классной было невозможно.
– В чем дело, Голубев? – тон ее был недовольным. – Тебе что-то неясно? Учти, мы теряем драгоценное время!
И вновь я с трудом разобрал тихий ответ:
– Извините, Зоя Васильевна, я не могу… о другом герое.
– Что-о? Что такое?
Зоя Васильевна поднялась со своего места, не успев утвердиться на нем, и всей своей величественной фигурой надвинулась на Алешу. Он казался таким маленьким и невзрачным перед ней! Классная была раздражена непредвиденной заминкой, к тому же все мы опять подняли головы от сочинений, с удивлением глядя на строптивого Голубка.
– Что значит «не могу»? У тебя нет другого любимого героя?
– Нет… другого нет.
– Это не герой, а выдумка невежественных, темных людей. В наше время смешно даже говорить об этом. Но мы с тобой поговорим отдельно, а сейчас, будь добр, садись и пиши, как все ребята. Ясно?
– Да… ясно.
Алеша сел и вроде бы стал что-то писать. Зоя Васильевна вернулась на свое место, несколько раз взглянула на него с подозрением, но успокоилась. Все пошло своим чередом. Я легко набросал красивые предложения о том, как хотел бы во всем быть похожим на героя-разведчика, и закончил раньше всех.
Оглушительно зазвенел звонок, заставив вздрогнуть отстающих. Но вот, все сдали, наконец, свои тетради, и класс опустел. Но история с Голубевым на этом не кончилась. Я уже был в коридоре, как вдруг услышал:
– Голубев, а ну-ка, вернись! – тон классной был повышенным и не обещал ничего хорошего.
Алеша вернулся в класс, и через полуоткрытую дверь я видел, как он встал у стола Зои Васильевны, так же понурив голову и ссутулив узкие плечи. До меня донеслось:
– Значит, вот ты как! Назло учителю, назло всем! Все-таки написал об этом… о своем… Решил показать упрямство! Так, я спрашиваю?
Казалось бы, мне не было никакого дела до несчастного Голубка. Пусть получит за свою глупость, за своего героя, или как его назвать…
Ребята уже разбежались (урок был последним), но мне что-то не давало уйти. Любопытство или какое-то иное чувство влекло меня к полуоткрытой двери. Сам не зная почему, я подошел и прислушался.
– Нет, Зоя Васильевна, я не назло… – голос у Алеши был слабым и дрожащим.
– Нет, именно назло! Именно! Тебе было сказано: писать, как все ребята, – о героях войны, пионерах-героях, да о ком угодно! Мало ли у нас замечательных людей, на которых нужно равняться, на которых стараться быть похожими. А ты? Кто такой этот Иисус Христос? Это даже не сказочный герой! Ну ладно, я поняла бы, если бы ты написал об Илье-Муромце, о русских богатырях. А он кто? Да пойми ты, что такого человека никогда не было! Это все поповские выдумки, в которые верят необразованные, серые люди! И ты, советский школьник, повторяешь басни неграмотных, обманутых старушек? Эх ты! А я считала тебя неглупым мальчиком. Стыдись!
Зоя Васильевна прервала свой монолог, очевидно, чтобы набрать воздуха для продолжения. Но тут раздался дрожащий голос Алеши:
Андрей Маершин
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
– Это неправда! Иисус Христос… Он жил, потом умер, Его распяли… Но Он ожил… То есть, воскрес… Он и сейчас живет. Все герои умерли, а Он живет!
Наступила пауза. Я мог только представить лицо Зои Васильевны, но и сам был поражен. Так возражать классной, которая самим взглядом могла заставить «проглотить язык» любого! И кто – тихоня Голубок!
Но вот Зоя Васильевна опомнилась, и голос ее загремел в тишине пустого класса:
– Ты соображаешь, что говоришь? Твое счастье, что тебя никто не слышит! Ты где живешь, Голубев? В какой стране? В какой школе учишься? В советской школе или в Киевской бурсе?..
Дыхание Зои Васильевны начало срываться, голос перешел почти на визг.
– «Он живет», – передразнила она. – Да ты знаешь, что наши ученые давно доказали, что Бога нет?! Иисус Христос – просто вымысел, понимаешь? Вы-мы-сел! А сочинили это все хитрые люди, чтобы обмануть таких простаков, как ты. Чтобы ты, вместо того чтобы учиться и строить светлое будущее, бормотал всякие молитвы со старухами. Может, ты и в церковь ходишь?
Вопрос требовал ответа. И он прозвучал, такой же тихий, но твердый:
– Да, хожу… С бабушкой. А Бог есть, и Иисус Христос – Божий Сын, и Он умер за наши грехи, и в третий день…
– Хватит! Классная громко хлопнула чем-то по столу. – Не желаю слушать эти бредни! Не собираюсь терпеть в своем классе мракобесия! Собирайся, идем к директору, пусть он решает, что с тобой делать. Хоть бы мать пожалел!
Я решил, что они сейчас выйдут, и отпрянул от двери, собираясь сбежать. Но к моему удивлению, никто не вышел, а из-за двери вдруг раздался совсем другой голос учительницы – мягкий и какой-то вкрадчивый.
– Алеша, послушай! Ради твоей мамы, давай решим этот… эту ситуацию по-другому. Здесь только ты и я, пусть все останется между нами. Ведь если все узнают, твоей маме будет тяжело, а ведь она так страдает, бедная… – Голос стал совсем мягким, задушевным. – Давай так: ты мне сейчас кое-что пообещаешь, и мы все забудем, хорошо?
– Хорошо, – обрадовано ответил Алеша. – А что нужно пообещать?
– Скажи мне так: Зоя Васильевна, простите меня, пожалуйста… Это ты можешь?
– Да, могу. Зоя Васильевна, простите меня, пожалуйста.
– Ну вот, молодец. И еще скажи: я очень ошибался, никакого Иисуса нет, и я даю Вам честное пионер… честное слово, что больше никогда не буду писать или произносить это имя. Вот и все, что я от тебя хочу услышать. Договорились?
Алеша молчал. Видимо, решив, что он сдается, классная прибавила:
– Подумай. Здесь только ты и я, нас никто не слышит. Если ребята спросят, скажи, что я тебя как следует отругала и простила. А с твоим сочинением… я что-нибудь придумаю. Только скажи мне эти слова, и пойдем, а то уже поздно.
Я приготовился слушать Алешкино извинение. Сам я, честно говоря, легко отрекся бы от всего и сделал бы так, как хотела классная. Подумаешь, делов-то! Ведь никто не слышит, а это главное!
Но услышал я совсем не извинения.
– Нет, Зоя Васильевна, – голос Алеши неожиданно окреп и совсем не дрожал. – Нас здесь не двое! Здесь еще Он Сам, Иисус Христос! Он жив… и Он слышит все, и видит все. Он умер за меня, Зоя Васильевна! Как же я скажу, что Его нет? Я тогда буду предателем, как Иуда. А я не хочу быть предателем… и не буду. Простите меня… – и Алеша все-таки расплакался.
У меня самого комок к горлу подкатил – жалко было Голубка, что же ему теперь будет? «Ну, Зоя теперь ему устроит», – думал я. И в то же время я сознавал, что сам бы никогда не осмелился на такое. Ну ладно, за себя борешься или за кого-то родного, а то – за какого-то Иисуса Христа, Которого, может, и правда не было никогда! А если и был, неужели из-за Него нужно ссориться с самой классной, а то и с директором школы? Даже подумать страшно.
То, что произошло дальше, ошеломило меня, как внезапный удар. К тихому всхлипыванию Алеши прибавилось рыдание… Зои Васильевны! Это было так неожиданно, что я просто потерял голову и перестал что-либо понимать. Мне стало казаться, что все это происходит не по-настоящему, а просто я слышу радиопостановку, где все плачут, и я тоже. Через какую-то пелену я слышал прерывающийся осипший голос Зои Васильевны:
– Алешенька, милый мальчик мой… Ты прости меня, старую, глупую… Я ведь не знала… Я сама ничего не знаю… Алеша, ты даже не понимаешь, какой ты хороший… Прости…
Она помолчала несколько секунд и добавила:
– Ты верь. Без веры нельзя в этой жизни… А я… прости меня!
Я был мальчишкой, но понимал, что мне нужно уйти, свидетели здесь больше не нужны. В задумчивости я даже не заметил, как вышел из школы и побрел домой, придя в себя уже у двери своей квартиры. В тот день я многого не понял, но отчего-то щемило сердце и не хотелось играть и дурачиться. Я смутно понимал, что прикоснулся к чему-то такому, чему нет объяснения, к какой-то тайне, светлой и чистой, как слезы тех двоих, в классе. Тогда я, конечно, не понимал, что у тайны этой нездешнее, неземное происхождение. В тот день для меня приоткрылась дверь в неведомое…
С тех пор минуло много лет, почти человеческая жизнь. Я не знаю, где сейчас Алеша Голубев, жива ли еще наша классная Зоя Васильевна Вербицкая. Да и я уже немолодой, «повидавший виды» человек, попусту растративший десятки лет своей жизни, заработавший тяжелую болезнь, но все же счастливый. И я отчетливо помню, как впервые услышал Имя, которое для меня теперь дороже всех имен. И как впервые стал свидетелем твердого исповедания этого Имени из уст маленького невзрачного мальчишки. И как это Имя оказалось способным пробить броню черствости и безбожия в сердце человеческом, растопив в нем многолетний лед лжи.
Спасибо тебе, Алеша! Слава Тебе, Господи!"
Наступила пауза. Я мог только представить лицо Зои Васильевны, но и сам был поражен. Так возражать классной, которая самим взглядом могла заставить «проглотить язык» любого! И кто – тихоня Голубок!
Но вот Зоя Васильевна опомнилась, и голос ее загремел в тишине пустого класса:
– Ты соображаешь, что говоришь? Твое счастье, что тебя никто не слышит! Ты где живешь, Голубев? В какой стране? В какой школе учишься? В советской школе или в Киевской бурсе?..
Дыхание Зои Васильевны начало срываться, голос перешел почти на визг.
– «Он живет», – передразнила она. – Да ты знаешь, что наши ученые давно доказали, что Бога нет?! Иисус Христос – просто вымысел, понимаешь? Вы-мы-сел! А сочинили это все хитрые люди, чтобы обмануть таких простаков, как ты. Чтобы ты, вместо того чтобы учиться и строить светлое будущее, бормотал всякие молитвы со старухами. Может, ты и в церковь ходишь?
Вопрос требовал ответа. И он прозвучал, такой же тихий, но твердый:
– Да, хожу… С бабушкой. А Бог есть, и Иисус Христос – Божий Сын, и Он умер за наши грехи, и в третий день…
– Хватит! Классная громко хлопнула чем-то по столу. – Не желаю слушать эти бредни! Не собираюсь терпеть в своем классе мракобесия! Собирайся, идем к директору, пусть он решает, что с тобой делать. Хоть бы мать пожалел!
Я решил, что они сейчас выйдут, и отпрянул от двери, собираясь сбежать. Но к моему удивлению, никто не вышел, а из-за двери вдруг раздался совсем другой голос учительницы – мягкий и какой-то вкрадчивый.
– Алеша, послушай! Ради твоей мамы, давай решим этот… эту ситуацию по-другому. Здесь только ты и я, пусть все останется между нами. Ведь если все узнают, твоей маме будет тяжело, а ведь она так страдает, бедная… – Голос стал совсем мягким, задушевным. – Давай так: ты мне сейчас кое-что пообещаешь, и мы все забудем, хорошо?
– Хорошо, – обрадовано ответил Алеша. – А что нужно пообещать?
– Скажи мне так: Зоя Васильевна, простите меня, пожалуйста… Это ты можешь?
– Да, могу. Зоя Васильевна, простите меня, пожалуйста.
– Ну вот, молодец. И еще скажи: я очень ошибался, никакого Иисуса нет, и я даю Вам честное пионер… честное слово, что больше никогда не буду писать или произносить это имя. Вот и все, что я от тебя хочу услышать. Договорились?
Алеша молчал. Видимо, решив, что он сдается, классная прибавила:
– Подумай. Здесь только ты и я, нас никто не слышит. Если ребята спросят, скажи, что я тебя как следует отругала и простила. А с твоим сочинением… я что-нибудь придумаю. Только скажи мне эти слова, и пойдем, а то уже поздно.
Я приготовился слушать Алешкино извинение. Сам я, честно говоря, легко отрекся бы от всего и сделал бы так, как хотела классная. Подумаешь, делов-то! Ведь никто не слышит, а это главное!
Но услышал я совсем не извинения.
– Нет, Зоя Васильевна, – голос Алеши неожиданно окреп и совсем не дрожал. – Нас здесь не двое! Здесь еще Он Сам, Иисус Христос! Он жив… и Он слышит все, и видит все. Он умер за меня, Зоя Васильевна! Как же я скажу, что Его нет? Я тогда буду предателем, как Иуда. А я не хочу быть предателем… и не буду. Простите меня… – и Алеша все-таки расплакался.
У меня самого комок к горлу подкатил – жалко было Голубка, что же ему теперь будет? «Ну, Зоя теперь ему устроит», – думал я. И в то же время я сознавал, что сам бы никогда не осмелился на такое. Ну ладно, за себя борешься или за кого-то родного, а то – за какого-то Иисуса Христа, Которого, может, и правда не было никогда! А если и был, неужели из-за Него нужно ссориться с самой классной, а то и с директором школы? Даже подумать страшно.
То, что произошло дальше, ошеломило меня, как внезапный удар. К тихому всхлипыванию Алеши прибавилось рыдание… Зои Васильевны! Это было так неожиданно, что я просто потерял голову и перестал что-либо понимать. Мне стало казаться, что все это происходит не по-настоящему, а просто я слышу радиопостановку, где все плачут, и я тоже. Через какую-то пелену я слышал прерывающийся осипший голос Зои Васильевны:
– Алешенька, милый мальчик мой… Ты прости меня, старую, глупую… Я ведь не знала… Я сама ничего не знаю… Алеша, ты даже не понимаешь, какой ты хороший… Прости…
Она помолчала несколько секунд и добавила:
– Ты верь. Без веры нельзя в этой жизни… А я… прости меня!
Я был мальчишкой, но понимал, что мне нужно уйти, свидетели здесь больше не нужны. В задумчивости я даже не заметил, как вышел из школы и побрел домой, придя в себя уже у двери своей квартиры. В тот день я многого не понял, но отчего-то щемило сердце и не хотелось играть и дурачиться. Я смутно понимал, что прикоснулся к чему-то такому, чему нет объяснения, к какой-то тайне, светлой и чистой, как слезы тех двоих, в классе. Тогда я, конечно, не понимал, что у тайны этой нездешнее, неземное происхождение. В тот день для меня приоткрылась дверь в неведомое…
С тех пор минуло много лет, почти человеческая жизнь. Я не знаю, где сейчас Алеша Голубев, жива ли еще наша классная Зоя Васильевна Вербицкая. Да и я уже немолодой, «повидавший виды» человек, попусту растративший десятки лет своей жизни, заработавший тяжелую болезнь, но все же счастливый. И я отчетливо помню, как впервые услышал Имя, которое для меня теперь дороже всех имен. И как впервые стал свидетелем твердого исповедания этого Имени из уст маленького невзрачного мальчишки. И как это Имя оказалось способным пробить броню черствости и безбожия в сердце человеческом, растопив в нем многолетний лед лжи.
Спасибо тебе, Алеша! Слава Тебе, Господи!"
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
«В 1831 году, когда я поступил в Лавру наместником, к нам определился на жительство диакон с хорошим и сильным голосом. Однажды накануне праздника он отпросился на родину в деревню, заверив, что к праздничной службе поспеет вернуться. На Литургию он не пришел, не было его и на обеде. Наконец, после повечерия явился, дослужил молча и... умер.
Я заказал о нем везде молитвы, — так как считал себя виновным в его смерти, и сам молился за него. Накануне сорокового дня вдруг келия моя осветилась и я вижу перед собой диакона. «Я пришел поблагодарить тебя за твои молитвы обо мне», — сказал он. «Не я один молился о тебе, отец диакон, но многие братья и во многих монастырях!», — ответил я. «Помянув меня раз, везде забыли записать поминовение на все сорок дней», — ответил тот. «Как же вы можете знать Там, кто молится за вас, а кто забыл?», — решил выяснить я. «Нас Там, хоть на три сажени, закопай, мы видим все, чем каждый здесь занимается, о чем думает, чего хочет, о чем молится! Видим, кто и за кого молится! Кольми паче Господь все это видит!» «А как ты прошел мытарства?» «Как молния! Потому что Бог сподобил меня в последний день причаститься Святых Христовых Тайн!» Видение исчезло».
Архимандрит Троице-Сергиевой Лавры Антоний
Я заказал о нем везде молитвы, — так как считал себя виновным в его смерти, и сам молился за него. Накануне сорокового дня вдруг келия моя осветилась и я вижу перед собой диакона. «Я пришел поблагодарить тебя за твои молитвы обо мне», — сказал он. «Не я один молился о тебе, отец диакон, но многие братья и во многих монастырях!», — ответил я. «Помянув меня раз, везде забыли записать поминовение на все сорок дней», — ответил тот. «Как же вы можете знать Там, кто молится за вас, а кто забыл?», — решил выяснить я. «Нас Там, хоть на три сажени, закопай, мы видим все, чем каждый здесь занимается, о чем думает, чего хочет, о чем молится! Видим, кто и за кого молится! Кольми паче Господь все это видит!» «А как ты прошел мытарства?» «Как молния! Потому что Бог сподобил меня в последний день причаститься Святых Христовых Тайн!» Видение исчезло».
Архимандрит Троице-Сергиевой Лавры Антоний
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
А это для тех из наших, кто хочет жениться или выйти замуж.
ИСТОРИЯ ОДНОЙ СЕМЬИ БЕЗ СЕКСА ДО СВАДЬБЫ
Актеры Илья Любимов и Екатерина Вилкова.
Илья рассказывает:
Просто прожигал жизнь.
Я был движим дикой страстью, жадным любопытством к исследованию всех сторон жизни. С обязательной оговоркой: жизни в том понимании, какое может быть у человека, не имеющего ни малейшего представления о Боге. Обладая талантом виртуозного демагога, разносил в пух и прах любого, кто пытался приближаться ко мне с христианскими идеями.
Женщины, секс, плотские утехи.
В общем, к двадцати восьми годам, как мне казалось, испытав все и вся, к своему полнейшему недоумению «я очутился в сумрачном лесу». Поскольку жадно исследовал бытие, то мне казалось, что прекрасно изучил простые законы, по которым оно, бытие, существует, — законы волчьей стаи. То есть никто никому ничего не должен, нет никаких обязательств, никакой справедливости, нет порядка, все относительно — хаос движет человечеством. В вожаках стаи тот, кто успешен. Но и он одинок. Потому что волк. Как жить в таком мире? Только разрушаться! Причем с максимально возможным удовольствием. Я пропустил момент, когда у меня возникло устойчивое ощущение, что теряю связь с реальностью, она ускользает, и я не понимаю, куда дальше плыть. Ведь знал же все и про все до этого момента! И вдруг со всей ясностью увидел, что есть иная, совершенно незнакомая сила, движущая жизнью. Мне неизвестны ее законы, но позвоночником чувствую, что они работают.
И единственное, куда не ступала моя нога, куда даже не бросил взгляда, — это в сторону Божьего храма. И я решил, что мне надо креститься. И я двинулся на Софийскую набережную в храм Софии Премудрости Божией, конечно, по совету Щенникова. Служба закончилась, из алтаря вышел рекомендованный мне батюшка, отец Димитрий Рощин, который мне тогда, не побоюсь сказать, был до фени. Я — к нему, мол, хочу креститься. Отец Димитрий мгновенно спросил: «А зачем?» Я обалдел, потому что увидел, что он абсолютно точно считал мой настрой и говорит на понятном мне языке. Мне ж не надо, чтобы было легко, чтоб сразу в руки. Растерявшись, промямлил что-то вроде того, что не люблю людей. Батюшка: «Ну, тогда тебе надо к психологу, а не к священнику». «Надо же, какой настырный батёк-то. Да скажи спасибо, что пришел!» — подумал и что-то еще невразумительное прожевал губами. Священник «спасибо» не сказал, помедлил-помедлил и заключил: «Давай хоть Евангелие почитай. И приходи».
Ладно, думаю, раз такое дело, почитаю. Прошло несколько дней, почитал Евангелие, ничто меня не поразило, но пришел к нему снова, доложил: «Ну вот, прочитал». Отец Димитрий ни о чем меня по домашнему заданию не спрашивал, каким-то образом чувствуя, что подобные вопросы меня только возмутят. Объяснил, что у них в храме нет купели для взрослых, направил на Красную площадь в храм Казанской иконы Божией Матери, где можно креститься с полным погружением.
Как сейчас помню, дело было зимой. Женщина, с которой я жил тогда, приготовила мне крестильную рубаху, и в сопровождении Щенникова я направился на Красную площадь креститься. Какое-то легкое воодушевление испытал, но не более. Но когда вышел из храма, меня как по башке шарахнула мысль, что я — вор. Потому что обманываю прекрасную женщину, использую ее доверие. Ведь не собираюсь остаться с ней навеки, рожать детей, а значит, краду ее у другого, предназначенного ей мужчины. И так же очень ясно понял, что не вправе продолжать этот обман, потому что она хороший человек и морочить ей голову — свинство.
Будто получил команду сверху, что надо вырвать все это немедленно и с корнем. Страшно стыдясь, по-тихому собрал свои вещи и позорно убежал из ее квартиры. И в тот же момент так же твердо осознал, что жить буду только с женщиной, которая станет моей женой. Во всем остальном полученная в таинстве благодать действовала невидимо, ничто, казалось, существенно не изменилось. Господь не входил в мою жизнь как Наполеон на Бородинское поле, он, как и всякого человека, не лишал меня свободы.
Переломным стал день моего рождения, прошло полтора месяца с Рождества. Меня просветили, что надо в этот день непременно причащаться, чему совершенно не обрадовался. Я привык совсем иначе проводить этот день: выпивать с друзьями, веселиться. «Опять готовиться, поститься, читать молитвы. Да зачем вообще в свой день рождения идти в храм? Не хочу!» — так думал я... И двадцать первого февраля с раннего утреца пошел.
И вот тут случилось нечто! Меня наполнило радостью, которую не испытывал никогда, я погрузился в какое-то счастливое опьянение. Весь день до позднего вечера провел в утомительных пробках за рулем, развозил каких-то людей, друзей по необходимым им делам. В общем, потратил день на какую-то, казалось бы, ерунду. Вернувшись за полночь домой, нашел подарки от родителей — и все. День закончился. Но это был самый лучший день рождения в жизни! С утра и до вечера мне было так хорошо и радостно, будто бы я обожрался какой-то неизвестной мне, невиданной наркоты. Да-да, именно так и думал о святом причастии как о самом дивном наркотике в мире, а что еще могло быть в моей голове — с моим бэкграундом?! Господь общался со мной на понятном мне языке.
Я приставал к священникам с вопросами относительно того, как правильно жить дальше. Полным откровением (хотя подсознательно каждый человек это чувствует) стал абсолютный евангельский запрет на близкие отношения с женщиной вне брака. Принять это мне оказалось не просто легко, я ощутил восторг: вот она сила, которую хочет являть собой каждый мужчина, — проста и доступна. И кроется она в отказе, в жертве. Не в комфортном слове «да», а в умении сказать «нет» — себе, своим плотским желаниям, всему тому, от чего ты привык получать наслаждение.
Но чем дальше продвигался в этом направлении, тем сильнее меня искушали. Я падал, но поднимался. Уже на личном опыте убедился, какая сила открывается в человеке, который живет в чистоте, в шокирующем светского человека отказе не только от блуда, но и от рукоблудия, то есть от полового удовлетворения в принципе, культ которого подпитывает вся поп-культура и даже медицина. Для меня стало личным открытием, что вся современная индустрия, работающая на внешний имидж человека, буквально подталкивает его к тому, чтобы он был постоянно готов к соитию.
Я будто воочию увидел, что и мужчина, и женщина, как механизмы, всегда готовы к сладкому, неожиданному и универсальному (то есть где угодно, как угодно и каким угодно способом) соитию с прекрасной незнакомкой или незнакомцем. Это было тем более поразительно, что и я, не сознавая, сам так жил. Секс стал идолом, современным божком, и об этом не следует говорить пренебрежительно.
В какой-то момент пришло понимание, что для человека есть только две возможные ступени для духовной реализации — монашество или супружество. И я не столько боялся одного и желал другого, сколько просил Бога определить предназначенный мне путь.
Долго просил, обращался к нему постоянно, взывал, вел доверительный разговор — так я учился молиться. Очень смешно молился: «Господи, ты мне дай, пожалуйста, жену, если, конечно, на то твоя воля, и чтоб она была блондинка и с голубыми глазами». Почему? Просто если уж тебе дан такой карт-бланш, отчего ж не попробовать, ведь написано: просите и дастся вам.
…Отец Андроник в Псково-Печёрском монастыре, глядя прямо на меня, поднял указательный палец и не то спросил, не то констатировал:
— Молодой, не женат. — Да. — Ну, надо найти такую жену, чтобы любила церковь! Не всякие там рестораны и не всякую ерунду, а церковь.
И это было очень страшно... Вопрос, который я за два часа не сумел толком в уме сформулировать, даже не пришлось озвучивать. До меня дошло, что отец Андроник видит человека насквозь!
По дороге домой я пытался разгадать заданную старцем загадку. Что значит «женщина, которая любит церковь, а не рестораны»? Ответа не было.
Но после встречи с отцом Андроником все стало развиваться стремительно. И меня, и Катю исполинской рукой взяли за шкирку и просто поставили лицом к лицу. Сначала я увидел ее во время фотосессии: как меня туда занесло — ума не приложу. Был весь заросший, с бородой. Шел Великий пост. Надо сказать, что к этому моменту я уже два года жил в воздержании и однажды ощутил, что совершенно спокойно смотрю на женщин: как на девочек в детском саду, как на бесполых существ. При этом было очень занимательно, как говорил Петр Наумович, снимать с человека слой за слоем его шелуху. То, под чем скрывается тот чистый ребенок, каким каждый из нас был когда-то. Этим я и развлекался, глядя на Катю, позирующую фотографам. А она все это время, как потом мне призналась, думала: «Что это за человек, который видит меня насквозь?» Так прошла наша первая встреча: она фотографировалась, я на нее смотрел, ну и, собственно, все...
ИСТОРИЯ ОДНОЙ СЕМЬИ БЕЗ СЕКСА ДО СВАДЬБЫ
Актеры Илья Любимов и Екатерина Вилкова.
Илья рассказывает:
Просто прожигал жизнь.
Я был движим дикой страстью, жадным любопытством к исследованию всех сторон жизни. С обязательной оговоркой: жизни в том понимании, какое может быть у человека, не имеющего ни малейшего представления о Боге. Обладая талантом виртуозного демагога, разносил в пух и прах любого, кто пытался приближаться ко мне с христианскими идеями.
Женщины, секс, плотские утехи.
В общем, к двадцати восьми годам, как мне казалось, испытав все и вся, к своему полнейшему недоумению «я очутился в сумрачном лесу». Поскольку жадно исследовал бытие, то мне казалось, что прекрасно изучил простые законы, по которым оно, бытие, существует, — законы волчьей стаи. То есть никто никому ничего не должен, нет никаких обязательств, никакой справедливости, нет порядка, все относительно — хаос движет человечеством. В вожаках стаи тот, кто успешен. Но и он одинок. Потому что волк. Как жить в таком мире? Только разрушаться! Причем с максимально возможным удовольствием. Я пропустил момент, когда у меня возникло устойчивое ощущение, что теряю связь с реальностью, она ускользает, и я не понимаю, куда дальше плыть. Ведь знал же все и про все до этого момента! И вдруг со всей ясностью увидел, что есть иная, совершенно незнакомая сила, движущая жизнью. Мне неизвестны ее законы, но позвоночником чувствую, что они работают.
И единственное, куда не ступала моя нога, куда даже не бросил взгляда, — это в сторону Божьего храма. И я решил, что мне надо креститься. И я двинулся на Софийскую набережную в храм Софии Премудрости Божией, конечно, по совету Щенникова. Служба закончилась, из алтаря вышел рекомендованный мне батюшка, отец Димитрий Рощин, который мне тогда, не побоюсь сказать, был до фени. Я — к нему, мол, хочу креститься. Отец Димитрий мгновенно спросил: «А зачем?» Я обалдел, потому что увидел, что он абсолютно точно считал мой настрой и говорит на понятном мне языке. Мне ж не надо, чтобы было легко, чтоб сразу в руки. Растерявшись, промямлил что-то вроде того, что не люблю людей. Батюшка: «Ну, тогда тебе надо к психологу, а не к священнику». «Надо же, какой настырный батёк-то. Да скажи спасибо, что пришел!» — подумал и что-то еще невразумительное прожевал губами. Священник «спасибо» не сказал, помедлил-помедлил и заключил: «Давай хоть Евангелие почитай. И приходи».
Ладно, думаю, раз такое дело, почитаю. Прошло несколько дней, почитал Евангелие, ничто меня не поразило, но пришел к нему снова, доложил: «Ну вот, прочитал». Отец Димитрий ни о чем меня по домашнему заданию не спрашивал, каким-то образом чувствуя, что подобные вопросы меня только возмутят. Объяснил, что у них в храме нет купели для взрослых, направил на Красную площадь в храм Казанской иконы Божией Матери, где можно креститься с полным погружением.
Как сейчас помню, дело было зимой. Женщина, с которой я жил тогда, приготовила мне крестильную рубаху, и в сопровождении Щенникова я направился на Красную площадь креститься. Какое-то легкое воодушевление испытал, но не более. Но когда вышел из храма, меня как по башке шарахнула мысль, что я — вор. Потому что обманываю прекрасную женщину, использую ее доверие. Ведь не собираюсь остаться с ней навеки, рожать детей, а значит, краду ее у другого, предназначенного ей мужчины. И так же очень ясно понял, что не вправе продолжать этот обман, потому что она хороший человек и морочить ей голову — свинство.
Будто получил команду сверху, что надо вырвать все это немедленно и с корнем. Страшно стыдясь, по-тихому собрал свои вещи и позорно убежал из ее квартиры. И в тот же момент так же твердо осознал, что жить буду только с женщиной, которая станет моей женой. Во всем остальном полученная в таинстве благодать действовала невидимо, ничто, казалось, существенно не изменилось. Господь не входил в мою жизнь как Наполеон на Бородинское поле, он, как и всякого человека, не лишал меня свободы.
Переломным стал день моего рождения, прошло полтора месяца с Рождества. Меня просветили, что надо в этот день непременно причащаться, чему совершенно не обрадовался. Я привык совсем иначе проводить этот день: выпивать с друзьями, веселиться. «Опять готовиться, поститься, читать молитвы. Да зачем вообще в свой день рождения идти в храм? Не хочу!» — так думал я... И двадцать первого февраля с раннего утреца пошел.
И вот тут случилось нечто! Меня наполнило радостью, которую не испытывал никогда, я погрузился в какое-то счастливое опьянение. Весь день до позднего вечера провел в утомительных пробках за рулем, развозил каких-то людей, друзей по необходимым им делам. В общем, потратил день на какую-то, казалось бы, ерунду. Вернувшись за полночь домой, нашел подарки от родителей — и все. День закончился. Но это был самый лучший день рождения в жизни! С утра и до вечера мне было так хорошо и радостно, будто бы я обожрался какой-то неизвестной мне, невиданной наркоты. Да-да, именно так и думал о святом причастии как о самом дивном наркотике в мире, а что еще могло быть в моей голове — с моим бэкграундом?! Господь общался со мной на понятном мне языке.
Я приставал к священникам с вопросами относительно того, как правильно жить дальше. Полным откровением (хотя подсознательно каждый человек это чувствует) стал абсолютный евангельский запрет на близкие отношения с женщиной вне брака. Принять это мне оказалось не просто легко, я ощутил восторг: вот она сила, которую хочет являть собой каждый мужчина, — проста и доступна. И кроется она в отказе, в жертве. Не в комфортном слове «да», а в умении сказать «нет» — себе, своим плотским желаниям, всему тому, от чего ты привык получать наслаждение.
Но чем дальше продвигался в этом направлении, тем сильнее меня искушали. Я падал, но поднимался. Уже на личном опыте убедился, какая сила открывается в человеке, который живет в чистоте, в шокирующем светского человека отказе не только от блуда, но и от рукоблудия, то есть от полового удовлетворения в принципе, культ которого подпитывает вся поп-культура и даже медицина. Для меня стало личным открытием, что вся современная индустрия, работающая на внешний имидж человека, буквально подталкивает его к тому, чтобы он был постоянно готов к соитию.
Я будто воочию увидел, что и мужчина, и женщина, как механизмы, всегда готовы к сладкому, неожиданному и универсальному (то есть где угодно, как угодно и каким угодно способом) соитию с прекрасной незнакомкой или незнакомцем. Это было тем более поразительно, что и я, не сознавая, сам так жил. Секс стал идолом, современным божком, и об этом не следует говорить пренебрежительно.
В какой-то момент пришло понимание, что для человека есть только две возможные ступени для духовной реализации — монашество или супружество. И я не столько боялся одного и желал другого, сколько просил Бога определить предназначенный мне путь.
Долго просил, обращался к нему постоянно, взывал, вел доверительный разговор — так я учился молиться. Очень смешно молился: «Господи, ты мне дай, пожалуйста, жену, если, конечно, на то твоя воля, и чтоб она была блондинка и с голубыми глазами». Почему? Просто если уж тебе дан такой карт-бланш, отчего ж не попробовать, ведь написано: просите и дастся вам.
…Отец Андроник в Псково-Печёрском монастыре, глядя прямо на меня, поднял указательный палец и не то спросил, не то констатировал:
— Молодой, не женат. — Да. — Ну, надо найти такую жену, чтобы любила церковь! Не всякие там рестораны и не всякую ерунду, а церковь.
И это было очень страшно... Вопрос, который я за два часа не сумел толком в уме сформулировать, даже не пришлось озвучивать. До меня дошло, что отец Андроник видит человека насквозь!
По дороге домой я пытался разгадать заданную старцем загадку. Что значит «женщина, которая любит церковь, а не рестораны»? Ответа не было.
Но после встречи с отцом Андроником все стало развиваться стремительно. И меня, и Катю исполинской рукой взяли за шкирку и просто поставили лицом к лицу. Сначала я увидел ее во время фотосессии: как меня туда занесло — ума не приложу. Был весь заросший, с бородой. Шел Великий пост. Надо сказать, что к этому моменту я уже два года жил в воздержании и однажды ощутил, что совершенно спокойно смотрю на женщин: как на девочек в детском саду, как на бесполых существ. При этом было очень занимательно, как говорил Петр Наумович, снимать с человека слой за слоем его шелуху. То, под чем скрывается тот чистый ребенок, каким каждый из нас был когда-то. Этим я и развлекался, глядя на Катю, позирующую фотографам. А она все это время, как потом мне призналась, думала: «Что это за человек, который видит меня насквозь?» Так прошла наша первая встреча: она фотографировалась, я на нее смотрел, ну и, собственно, все...
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
Но в пасхальную ночь — богослужение уже подошло к концу, народ причащался — я вышел в притвор и вдруг замер: там стояла Она. Моя — я это точно знал, вы не поверите — блондинка с голубыми глазами. Это была Катя. Ноги сами направились к ней, губы сами складывали звуки в слова. «Христос Воскресе!» — естественно произнес я.
Все сложилось как бы случайно, она была на каком-то концерте со своей подругой Аней Бегуновой, та уже ходила в наш храм и предложила заглянуть. До этого Катя иногда заходила в церковь с папой, как многие, свечку поставить — не более. Крещена была в детстве.
Все происходившее мы отслеживали с Катей много позже. А с той пасхальной встречи нас будто опьянили, подтащили друг к другу, соединили и в конце концов отправили под венец. Она со мной не кокетничала, я ее не завоевывал, а уж если бы мы стали руководствоваться каким-то здравым смыслом, ничего бы у нас не получилось.
Но меня ставили в тупик звучавшие внутри слова старца Андроника. Глядя на вполне светскую Катю, делавшую первые шаги в храме, понимал, что она категорически не вписывалась в обозначенный им образ жены. Никак не мог про нее сказать, что она не любит рестораны и прочую ерунду, а любит церковь. И что это вообще значит — любить церковь? Смысл старческого пророчества открылся позже. Поначалу мне предстояло поверить внутреннему ощущению, что это — мое, и не сопротивляться. Я и не сопротивлялся — с удовольствием и настолько, что через месяц общения с Катей пришел к отцу Димитрию и сказал: — Мы хотим пожениться. На что услышал в ответ: — Ишь какой быстрый! Давайте-ка походите еще — с годик.
«Походите с годик» в нашем случае означало буквально походить за ручку, как дети. Впрочем, о том, что близость между нами невозможна до венчания, я объявил Кате сразу, ожидая увидеть, как ее огромные глаза станут еще больше. Но ничуть не бывало — она безропотно согласилась. На самом деле тут нет никакого секрета. Несмотря на то что подобное предложение идет совершенно вразрез сложившимся современным установкам, возможно, это то, что хочет услышать от мужчины любая, подчеркиваю — нормальная — женщина.
Кате было двадцать шесть лет, и она тоже мечтала о семье. Не испытывала недостатка в мужском внимании, но всегда вполне определенного рода, и с лихвой настрадалась в этих отношениях. Опыт приучил мужчинам не доверять. И абсурдность предложения мужчины взять в жены, не получая взамен ее прекрасного тела до брака, повергает женщину в хорошем смысле в шок и, конечно, дает мужчине бонус доверия.
Но Катя — человек сильный, волевой и очень цельный, она не поддалась провокациям. Господь дал нам силы пройти этот путь. Ведь я тоже проходил его впервые и сам не очень верил в то, что говорил, в том смысле, что это вообще возможно. Понимал одно: раз уж шаг в этом направлении сделан, то стоит идти до конца. Так вот, когда явился к отцу Димитрию с нашим решением, мы еще даже не поцеловались ни разу. Услышав батюшкино благословение, позвонил Кате: — Год надо ходить. На что она неожиданно спокойно сказала: — Ну и хорошо, год значит год. Она поверила мне во всем, абсолютно во всем.
И вот тут меня осенило — я понял смысл слов старца. Катя в ту пасхальную ночь сразу же послушалась меня, совершенно не знакомого ей человека, и пошла на исповедь. Она безропотно идет тем путем, который предложил ей я. В свою очередь, я послушен своему духовному отцу, а он — своему, и если все мы, смиряемся и стараемся исполнять заповеди, то это и есть любовь к церкви. Ведь грех наших прародителей был грехом непослушания, нарушения его заветов, а значит, нелюбви. Потому и вернуться к истинной любви можно только через послушание.
Поскольку официальное предложение при родителях свершилось, мы поняли, что выходим на финишную прямую. Воздерживаясь от близости, были абсолютными первопроходцами — и для самих себя, и для всего нашего светского окружения. Чувствовали, как оно с нарастающим интересом и напряжением следит за марафонским забегом. Конечно, мы не в буквальном смысле не притронулись друг к другу. Бывали какие-то проявления страсти, поцелуи, объятия. Но мы себя останавливали, соглашаясь в том, что это невозможно. И мы пришли к финишу.
После пышной свадебной церемонии нас с Катей ждал президентский люкс, подаренный роскошным отелем, и — первая брачная ночь. Мы стали мужем и женой. И как мне жаль, что не смогу этими простыми словами донести всю их объемность. Наша близость стала венцом пути длиною в год, который мы вместе с Катей прошли. Это поистине Божественный подарок!
Подарком стало для меня совершенно реальное, почти физическое ощущение, что моя жена — часть меня самого. То же случилось и с Катей. И это уникальное чувство помогает нам избегать кажущихся неизбежными семейных ссор. Не станешь же ты, в самом деле, злиться и конфликтовать со своей шеей, если она резко повернула будто бы не туда, даже если причинила тебе при этом боль? И вряд ли огреешь себя сковородой по голове, если случится мигрень. Звучит неправдоподобно, но у нас с Катей не возникает никаких разногласий: ни глобальных, ни даже мелких бытовых, о которые частенько бьются семейные лодки. Скажите, откуда им взяться, если ключевая фраза моей жены в ответ буквально на все: «Я сделаю так, как ты скажешь»? Ничем не заслужил везения вытянуть этот счастливый лотерейный билет с именем Катя Вилкова! С ней невозможно поссориться, если даже очень захотеть! Кроме того, она девочка сметливая и быстро поняла, что есть очевидное удобство для женщины, когда за все отвечает муж. При таком вотуме доверия я не вправе ее подвести и органически не способен сделать нечто такое, что может навредить нашей семье.
Но венчание на то и таинство, что вмещает некое пророческое начало супружеских взаимоотношений. Мужчина, чтобы быть способным стать истинным главой семьи, получает в дар талант духовной зоркости. То есть даже если мужик не семи пядей во лбу, то он руководится внутренним знанием, чувствуя, как правильно поступить. И смущающая всех фраза «Жена да убоится мужа своего» несет в основе не страх, а доверие к этому дару, полученному мужем вместе с ответственностью за жену и детей.
Естественно, это не значит, что я игнорирую мнение Кати. Она обладает тонкой интуицией и много чего полезного советует мне и в отношении профессии, и относительно движения нашего семейного судна. В общем, все у нас происходит по принципу: мы посоветовались — я решил. И нам с женой это нравится...
Все сложилось как бы случайно, она была на каком-то концерте со своей подругой Аней Бегуновой, та уже ходила в наш храм и предложила заглянуть. До этого Катя иногда заходила в церковь с папой, как многие, свечку поставить — не более. Крещена была в детстве.
Все происходившее мы отслеживали с Катей много позже. А с той пасхальной встречи нас будто опьянили, подтащили друг к другу, соединили и в конце концов отправили под венец. Она со мной не кокетничала, я ее не завоевывал, а уж если бы мы стали руководствоваться каким-то здравым смыслом, ничего бы у нас не получилось.
Но меня ставили в тупик звучавшие внутри слова старца Андроника. Глядя на вполне светскую Катю, делавшую первые шаги в храме, понимал, что она категорически не вписывалась в обозначенный им образ жены. Никак не мог про нее сказать, что она не любит рестораны и прочую ерунду, а любит церковь. И что это вообще значит — любить церковь? Смысл старческого пророчества открылся позже. Поначалу мне предстояло поверить внутреннему ощущению, что это — мое, и не сопротивляться. Я и не сопротивлялся — с удовольствием и настолько, что через месяц общения с Катей пришел к отцу Димитрию и сказал: — Мы хотим пожениться. На что услышал в ответ: — Ишь какой быстрый! Давайте-ка походите еще — с годик.
«Походите с годик» в нашем случае означало буквально походить за ручку, как дети. Впрочем, о том, что близость между нами невозможна до венчания, я объявил Кате сразу, ожидая увидеть, как ее огромные глаза станут еще больше. Но ничуть не бывало — она безропотно согласилась. На самом деле тут нет никакого секрета. Несмотря на то что подобное предложение идет совершенно вразрез сложившимся современным установкам, возможно, это то, что хочет услышать от мужчины любая, подчеркиваю — нормальная — женщина.
Кате было двадцать шесть лет, и она тоже мечтала о семье. Не испытывала недостатка в мужском внимании, но всегда вполне определенного рода, и с лихвой настрадалась в этих отношениях. Опыт приучил мужчинам не доверять. И абсурдность предложения мужчины взять в жены, не получая взамен ее прекрасного тела до брака, повергает женщину в хорошем смысле в шок и, конечно, дает мужчине бонус доверия.
Но Катя — человек сильный, волевой и очень цельный, она не поддалась провокациям. Господь дал нам силы пройти этот путь. Ведь я тоже проходил его впервые и сам не очень верил в то, что говорил, в том смысле, что это вообще возможно. Понимал одно: раз уж шаг в этом направлении сделан, то стоит идти до конца. Так вот, когда явился к отцу Димитрию с нашим решением, мы еще даже не поцеловались ни разу. Услышав батюшкино благословение, позвонил Кате: — Год надо ходить. На что она неожиданно спокойно сказала: — Ну и хорошо, год значит год. Она поверила мне во всем, абсолютно во всем.
И вот тут меня осенило — я понял смысл слов старца. Катя в ту пасхальную ночь сразу же послушалась меня, совершенно не знакомого ей человека, и пошла на исповедь. Она безропотно идет тем путем, который предложил ей я. В свою очередь, я послушен своему духовному отцу, а он — своему, и если все мы, смиряемся и стараемся исполнять заповеди, то это и есть любовь к церкви. Ведь грех наших прародителей был грехом непослушания, нарушения его заветов, а значит, нелюбви. Потому и вернуться к истинной любви можно только через послушание.
Поскольку официальное предложение при родителях свершилось, мы поняли, что выходим на финишную прямую. Воздерживаясь от близости, были абсолютными первопроходцами — и для самих себя, и для всего нашего светского окружения. Чувствовали, как оно с нарастающим интересом и напряжением следит за марафонским забегом. Конечно, мы не в буквальном смысле не притронулись друг к другу. Бывали какие-то проявления страсти, поцелуи, объятия. Но мы себя останавливали, соглашаясь в том, что это невозможно. И мы пришли к финишу.
После пышной свадебной церемонии нас с Катей ждал президентский люкс, подаренный роскошным отелем, и — первая брачная ночь. Мы стали мужем и женой. И как мне жаль, что не смогу этими простыми словами донести всю их объемность. Наша близость стала венцом пути длиною в год, который мы вместе с Катей прошли. Это поистине Божественный подарок!
Подарком стало для меня совершенно реальное, почти физическое ощущение, что моя жена — часть меня самого. То же случилось и с Катей. И это уникальное чувство помогает нам избегать кажущихся неизбежными семейных ссор. Не станешь же ты, в самом деле, злиться и конфликтовать со своей шеей, если она резко повернула будто бы не туда, даже если причинила тебе при этом боль? И вряд ли огреешь себя сковородой по голове, если случится мигрень. Звучит неправдоподобно, но у нас с Катей не возникает никаких разногласий: ни глобальных, ни даже мелких бытовых, о которые частенько бьются семейные лодки. Скажите, откуда им взяться, если ключевая фраза моей жены в ответ буквально на все: «Я сделаю так, как ты скажешь»? Ничем не заслужил везения вытянуть этот счастливый лотерейный билет с именем Катя Вилкова! С ней невозможно поссориться, если даже очень захотеть! Кроме того, она девочка сметливая и быстро поняла, что есть очевидное удобство для женщины, когда за все отвечает муж. При таком вотуме доверия я не вправе ее подвести и органически не способен сделать нечто такое, что может навредить нашей семье.
Но венчание на то и таинство, что вмещает некое пророческое начало супружеских взаимоотношений. Мужчина, чтобы быть способным стать истинным главой семьи, получает в дар талант духовной зоркости. То есть даже если мужик не семи пядей во лбу, то он руководится внутренним знанием, чувствуя, как правильно поступить. И смущающая всех фраза «Жена да убоится мужа своего» несет в основе не страх, а доверие к этому дару, полученному мужем вместе с ответственностью за жену и детей.
Естественно, это не значит, что я игнорирую мнение Кати. Она обладает тонкой интуицией и много чего полезного советует мне и в отношении профессии, и относительно движения нашего семейного судна. В общем, все у нас происходит по принципу: мы посоветовались — я решил. И нам с женой это нравится...
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
Теперь бы спросить строго и со властью: "Именем Господа моего Иисуса Христа, говорю ти: КТО ТЫ ЕСИ, СКАЗАВШИЙ СИЕ?!"
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
А это потому, что это ложь и ничего такого не было вообще. Этот фейк всплывает время от времени не первый раз. Есть спецы, которые подобное создают.
-
Отец Виктор
- Автор
- Сообщения: 3444
Re: Непридуманные истории
Это из православного юмора, в интернете миллион ссылок)