Библиотека сайта

ЗАПИСКИ МОТОВИЛОВА Н.А.,
СЛУЖКИ БОЖИЕЙ МАТЕРИ И ПРЕПОДОБНОГО СЕРАФИМА

Часть 11

И несмотря на то, что они твердо держатся заповеди Божией Матери и батюшки отца Серафима, но оскудения ни в пище ни в чем потребном никогда не было, потому что не только им иногда и чрез ворота от неизвестных вовсе людей были подаваемы приношения, но даже при недостатке денег на покупку деревянного масла для тепленья всегдашней лампады денно и нощно пред образом Божией Матери «Радости всех Радостей» <...>, то пред этою подлинною чудотворною иконою нередко масло в лампаде само свыше сходившим от Бога огнем было зажигаемо, и елей кипел, изливаясь из стаканчика лампады.

Что у сей же Мельничной общины есть своя двухпрестольная церковь, выстроенная в честь Рождества Христова и Рождества Божией Матери264 нижегородским помещиком Мантуровым, и доходы с нее идут на сию Мельничную обитель, и содержится она на иждивении Мельничной Девической Серафимовской общины; что в сей церкви заведен отцом Серафимом чин неусыпаемого Псалтирнего чтения с неугасаемого лампадою пред местною иконою в нижней церкви Рождества Пресвятой Богородицы и неугасаемою свечою пред местною же Спасителевою иконою. И что несмотря на совершенную независимость двух Дивеевских общин одной от другой, несмотря на совершенно противуположную различность их уставов им, однако же, по воле Божией Матери, при полной их неслиянности дано и некоторое Божественное – в Духе Святой Православной веры нашей общение, – нимало не могущее вредить этой их заповеданной им неслиянности именно же при чтении неусыпаемой Псалтири – шесть сестер по два часа из Мельничной обители Девической и шесть сестер из Вдовической отправляют оное. Клирос правый принадлежит хозяйкам церкви сестрам Мельничной Серафимовской Девической общины, а левый предоставлен гостьям – сестрам Вдовической обители; и даже в нижней церкви дозволено сим Вдовической обители сестрам совершать и правило свое вечернее. И это в память того, что первоначальница их – священномонахиня Александра, на месте сей церкви видела второе явление Божией Матери, заповедавшей ей тут окончить жизнь свою и обещавшей в селе Дивееве сем основать нигде не бывалую обитель, которой обещала дать благословение с Иверии265, с Афона266 и Киево-Печерской лавры267 и которую основала Она Сама чрез великого раба Своего Серафима, именно Мельничную Девическую – вторую Дивеевскую самобытную общину, о служении при которой, как неоднократно поминал я выше, и дал мне он в 4-й день сентября 1832 года заповедь. Так что же тут устроять еще мне, когда уже все это так священно-лепно и Богоблагодатно им самим, угодником Божиим Серафимом, было при жизни его заведено и все вполне устроено, и мне заповедано только питать их, и быть свидетелем великих дел его, и засвидетельствовать некогда о них, кому следовать будет. А если и придется поработать при них, так по слову его с ним же одним самим батюшкою отцом Серафимом, ибо он сказал мне: "А на этих трех грядочках во грядущее лето [время свое] мы поработаем с тобою"».

Терпеливо выслушал все это архиепископ Филарет, сказал мне и что ему известно, что Иван Тихонов, а нынешний иеромонах Иоасаф, обманывает меня, прикидываясь мне другом и товарищем в служении Божией Матери при сих сиротах великого старца Серафима, и что друг истинный и товарищ необманчивый не делает того, что, как известили его из Москвы, сделал Иван Тихонов, решившись тайно от меня, Мотовилова, переписываться с важными особами светскими и великими духовными и прельщать их неправильною передачею сведений об обителях Дивеевских, и поручил мне передать ему, Иоанну Тихонову, все его высокопреосвященства архиепископа Филарета предостережения; а меня самого просил писать ему в Святейший Правительствующий Синод как о сих двух Дивеевских Девической и Вдовической общинах, так и о третьей Куликовской268. Что я и исполнил в последствии времени письмом, от 14 января 1838 года из Симбирска на имя его сиятельства графа Николая Александровича Протасова адресованным269.

Но передача слов и предостережений его высокопреосвященства Ивану Тихонову, что ныне иеромонах Иоасаф, не только не исправила его отношений ко мне и к сиротам великого старца Серафима, в Мельничной Девической Дивеевской общине находившимся, и лишь только в сестрах единственно этой общины и заключающихся, и не смягчила враждебности сих отношений, но лишь только еще непримиримее озлобила Ивана Тихонова против меня и против них. Так что он посредством разных происков и злоупотребляя средствами ради святыни имени батюшки отца Серафима подаваемыми устроил неугодное благости Божией, противное заповеди великого старца Серафима соединение двух общин Дивеевских, допущенное дивным Промыслом Божиим, вероятно, лишь только для того, чтобы любящие Бога сироты его дивеевские и хранящие заповеди его, несмотря на более нежели двадцатилетние страдания свои, сим соединением на них воздвигнутым, убелилися душами паче снега и светлейшими солнца могли явиться во Царствии Отца нашего Небесного за то, что Иоанну Тихонову, Иоасафу тож, не имевшему, не могшему никогда иметь над ними никакой власти, удалось во всем Русском царстве прославить сих сирот батюшки отца Серафима бунтовщицами против Ирины Прокофьевны Кочауловой, дочери вышеписаной Ксении Михайловны Миловановой, а потом, как то было ныне 1861 года в мае месяце, подчинить их совершенно всей своей партии и угрожать им чрез Нижегородского епископа Нектария270 всеми возможными притеснениями и высылкою, хотя бы даже и четырех сот сестер, усердных к великому старцу Серафиму, в угодность лжесловесиями лишь одними прославившей себя партии его, иеромонаха Иоасафа. О чем я и вынужденным нашелся утруждать запискою не только господина обер-прокурора графа Александра Петровича Толстого, но даже и всеподданнейшею докладною запискою Самого Его Императорское Величество, а в дополнение того и еще особыми письмами от 4 сентября сего 1861 года Ваше Высокопреосвященство и высокопреосвященнейшего Филарета, митрополита Московского и Коломенского271, а равно уведомить и архиепископа Иоанна Черкасского272 подобною первым двум запискою, как иерарха не только совершенно уважающего великого старца Серафима, но и единственно лишь одного вполне посвященного во все тайны дел его и твердо знающего, почему неправильно соединены две совершенно самобытные Дивеевские общины в одну такую общину, из которой все-таки партия Иоасафовская, двадцать лет исподтишка действующая, силится или выгнать более четырех сот сестер и завладеть всем, вопреки воли Божией Матери и согласных с Нею заповедей великого старца Серафима, или по крайней мере прославиться ради имени Иоасафовского и в удовлетворение мщения его им <сестрам>, – поставить все на своем, – стерши с лица земли не только дела, но даже и память великого пред Богом и пред людьми отца Серафима.

И хотя я как по заповеди, данной мне 4 сентября 1832 года, так и по повторительному приглашению архиепископа, что потом митрополита Филарета Киевского, и начал переписку мою о сих двух общинах Дивеевских и третьей Куликовской чрез обер-прокурора графа Протасова письмом от 14 января 1838 года со Святейшим Правительствующим Синодом, но деятели Иоасафовской – или сначала Ивано-Тихоновской – партии наполнили архив Святейшего Правительствующего Синода столь гнусными клеветами не только на меня, достойного, может быть, за грехи мои клевет и укорений сих, но даже и на самих праведниц и истинных рабынь Божиих сирот батюшки отца Серафима, что Святейший Правительствующий Синод, видя всеобщее молчание наше противу оклеветающих нас со стороны моей и с их стороны, мог невольно впасть в ошибочное мнение, что, вероятно, в этих клеветах, сколь ни отвратительна гнусность их, да есть же и доля правды, и потому, вероятно, дошел до такого странного результата, что не мог ничего лучшего придумать, как мне же сделать предложение, чтоб я не стеснял общину моими условиями273. Тогда как и условия сии я неминуемо должен был включить в бумаги о всех моих пожертвованиях единственно лишь для того только, чтоб в точности исполнить волю Божией Матери, чрез великого старца Серафима мне возвещенную, и воспрепятствовать слиянию обителей, ими не благословлявшемуся.

И <Святейший Синод> не потрудился даже уяснить, да которую же именно общину стесняю я? Вдовическую? или Девическую? или ту третью, тайную? и тогда еще едва зарождавшуюся общинку, которую я в бумагах моих всегда называл людьми, превратно толкующими заповеди великого старца Серафима, и которую двадцатилетним долготерпением всех возможных клевет и притеснений с ее стороны, едва было не лишивших меня последнего куска хлеба, хотел и старался я чрез то долготерпение преклонить к должному покаянию, и которую, видя неуспешность всех стараний моих о том, назвал и называю только в нынешнем 1861 году партиею Иоасафовскою274.

Ко всему этому – странному противу меня со стороны Святейшего Правительствующего Синода – и весьма недоуменному действованию могло подать повод еще и то обстоятельство, что даже самые важные особы государства, каков, например, был сенатор Федор Алексеевич Дурасов275, бывший во время сиротства моего, а своего служения за обер-прокурорским столом, поверенным родительницы моей, перебравший в десять лет вдовства родительницы моей до двухсот восьмидесяти тысяч рублей с нее из моих сиротских денег – на что отчасти его записки с достаточными намеками у меня есть – на хлопоты по татарским тяжбам нашим, которые мне же все-таки и уже безсребрено приходится ныне оканчивать, а он ничего и за эти деньги не сделал для меня, отплатил же только за все наше мотовиловское это добро матери моей лишь злейшею и безстыднейшею клеветою на меня, сына ее.

Прикажите, Ваше Высокопреосвященство, подать дело о двух Дивеевских общинах, и Вы изволите увидеть там его письмо Святейшему Правительствующему Синоду, в коем он оклеветал меня, что будто бы я купил землю у него в селе Дивееве за три тысячи рублей ассигнациями и ему денег сих не отдал и что будто бы он только скрыть хотел благодеяние свое Дивеевским общинам, <поэтому> позволил мне от имени своего пожертвовать эту землю им – и усугубил свою клевету, сказавши, что я не отдаю будто бы этой земли обителям батюшки отца Серафима276. Утрегубил, если можно так выразиться, это неблагородное дело свое еще большею безбоязненностию Бога, ибо просил его Святейшество усовестить меня, чтобы я сознался в возводимой им на мен клевете. И это277 усовещевание было поручено Нижегородскому преосвященному Иеремии278. Однако он вел дело на словах со мною, а письма господина сенатора Дурасова не предъявлял мне, и оно по этой только причине осталось без должного оправдательного ответа с моей стороны в числе более шестидесяти семи или семидесяти писем со стороны лжесловесных деятелей партии иеромонаха Иоасафа, исполненных еще более постыднейшими не для меня, а для них клеветами.

О письмах сих я слышал от генерала Бороздина, бывшего другом и ближним человеком у обер-прокурора графа Протасова, еще в бытность мою в Санкт-Петербурге в 1854 году, и терпел все это лишь только потому, что термин внутренних страданий моих не был окончен (под коим разумею открытие мощей святителя и угодника Божиего Тихона, которого Господь удостоил не только меня одного, но и всю Россию дождаться в 13-й день августа сего 1861 года). Я как непременный исполнитель воли Божией ждал моего времени, а дождавшись, прошу и умоляю Ваше Высокопреосвященство обратить на сии клеветы внимание Ваше и, приказав предъявить мне все оные в подлинниках, дозволить мне иметь честь представить на все приличные ответы для уяснения дел великого старца Серафима и правоты, нагло угнетаемых ныне сирот его, а не для одного лишь только своего собственного оправдания, хотя и оно мне тоже необходимо, ибо из чего же я жил на земле, из чего же страдал так страшно, из чего же столько десятилетий так долготерпел Христа ради?

Сошлюсь на слова святого апостола Павла, что он, когда изведен был из темницы после несправедливого заключения, то сказал: Леть ли есть так обижать человека неосужденно и Римлянина279, то есть дворянина, ибо граждане республики Римской были из одних дворян, и потребовал, чтоб дело его было до кесаря доведено. И если святой апостол Павел же сказал: лучше ми есть умрети нежели кто славу мою испразднит280 – и Давид молится Богу: «Избави мя от клеветы человеческия, и сохраню заповеди Твоя»281, то, принимая в соображение примеры столь великих святильников Церкви Христовой, желаю я и себе самому того же, чего и они просили.

В доказательство же, что господин сенатор Дурасов несправедливо оклеветал меня, прошу обратить внимание на переписку мою с ним по сему случаю в 1844 или 1845 году чрез господ нижегородского губернского предводителя дворянства тайного советника Сергея Васильевича Шереметьева282, военного губернатора нижегородского же князя Михаила Александровича Урусова283 и уездного ардатовского предводителя полковника Щербакова, из коих ясно окажется, что я не только три тысячи рублей уплатил господину сенатору Дурасову, но даже дал ему пятьсот рублей и двадцать пять душ, или рабочих сил, чистой выгоды сверх заплаченных им двух тысяч пятисот рублей ассигнациями за у своего <же> чиновника купленных крестьян двадцать пять душ и тридцать десятин земли. Да еще обителям двум Дивеевским не тридцать, а пятьдесят семь десятин по этой покупке земель пожертвовано мною, всего же до четырехсот десятин. Да если и числится Зевакинская дача пожертвованною не от меня, а от г<оспо>жи Ладыженской284, тогда бывшей в числе партии Иоасафовской, ныне же раскаявшейся и живущей возле Свято-Троицкой Сергиевской лавры285, то и это лишь потому, что во время покупки мною земель Дивеевских и Княж Ивановских286 в долг на несколько десятков тысяч рублей и во время нужды моей <вынужден был> заложить по сему случаю симбирские и нижегородские имения мои.

Партия Иоасафовская посредством своих деятелей, в главе которых в тогдашнее время стоял нижегородско-ардатовский посредник Караулов287, мешала мне очень долгое время заложить мои имения, опираясь на то, что я пожертвовал часть земель моих двум общинам Дивеевским, и чтобы я и их не включил в число залога моего, клевеща тем на меня, будто бы я мог быть столько подлым. И в это бедственное, по их непрошеной милости для меня, время288 партия Иоасафовская на деньги, жертвованные для имени батюшки отца Серафима, перекупила у меня сторгованный еще в 1837 году у Зевакиных участок289.

Так что если бы Иоасаф, что прежде Иоанн Тихонов, не искал своих си, а еже ближнего290, то не то бы было и с моей стороны для сирот великого старца Серафима сделано. Да и собор Божией Матери Дивеевский Всех Ее явлений291, задуманный и проектированный не кем-либо другим, а лишь только самим мною одним в память четырех вышеписаных явлений явных Божией Матери, был бы теперь уже вполне устроен в том громадном величии, о коем было предречено по особенному явлению великому старцу Серафиму, когда приказано было купить под место будущего созидания его три гумна господ Ждановых в селе Дивееве292. И сообразно с каковым Божественным откровением – по разным и мне невещественным и неземным указаниям – я проектировал его по последней, в день Покрова Божией Матери 1848 года, указанной мне модели в восемьдесят семь с половиной сажень длиннику, в пятьдесят семь с половиной сажень ширины и во сто восемнадцать сажень вышины – до креста, а крест на соборе Всех явлений Божией Матери в тридцать три с половиной сажени вышины и в пятнадцать сажень ширины, а колокольню при сем соборе в сто пятьдесят три сажени вышины до креста и в тридцать три с половиной сажени ширины в основании; крест на ней в пятнадцать сажень вышины и в восемь ширины293. Я сам скажу, что действительно громадны размеры сии, но если принять в соображение <в> миллиарды миллионов раз громаднейшие милосердия и милость Божией Матери, являемые, и явленные, и еще неявившиеся, но тем не менее хотящие явитися земле Русской милости Божией Матери, мне в полноте известные, то и этот мнимогромадный храм совершенно ничтожен будет в сравнении с ними. Да и то открыто великому старцу Серафиму, он должен быть лучше Соломоновского храма294.

Если б мне не препятствовали в том покровительствующие партии Иоасафовской люди, то Господь и Божия Матерь давным бы давно уже помогли мне все это сделать, как Они же Сами и наставили меня на это великое и другие еще более величайшие предприятия, хотя и бесы, и смущаемые бесами люди мне всегда и во всем, вопреки Их Святой воле, но по допущению Их, препятствовали. И это допущено было для того, дабы доказалось их безсилие и явственнее явилась миру сила Божия над всеми препятствиями торжествующая. Ибо, однако же, и за всем тем Господь и Божия Матерь сохраняли, сохраняют и сохранили меня даже до открытия святых мощей святителя Тихона, Провидением Всесвятого Промысла Их Божественного назначенного прежде, нежели мир не бысть, как предел страданий одного из земнородных червей по ничтожеству сущности своей действительной, но не червя – по Божественному на Их Святое дело это предызбранию и предопределению. О чем и великий старец Серафим, говоря, так выражался, относясь ко мне: «Их же бо предуведе сих и предызбра, их же предызбра сих и освяти, сих и прослави, сих и блюдет да и соблюдет, так что же нам, ваше Боголюбие, унывать. Кто споемлет на избранныя Божия, Бог оправдаяй, кто осуждаяй, Иисус Христос умерый же и воскресый, да и мертвыми и живыми обладает, и да из несущих сущая изведет».

Дело же об устройстве собора Божией Матери не «Умиления», как говорят несправедливо исказители смысла и толка дел батюшки отца Серафима, а «Радости всех Радостей» и Всех спасительных явлений Ее мирови, на всем земном шаре бывших доселе с двумя церквами: 1) святого пророка Богоотца Давида и 2) святого Иосифа Псомпсомфаниха или Спасителя Египетского295, и с церковию Семи Верховных Архистратигов силы Господней296, и с церквами Всех Святых, от века благоугодивших Господу Богу, а во главе их большего из рожденных женами святого Иоанна Предтечи297 и неподходящих под эту категорию Богозданных праотцев наших Адама и Евы298 есть таково:

Когда в 1828 году, в память четырех мне явлений Божией Матери во время студентства моего в Казани бывших, я задумал в нижегородской деревне моей или сельце Бритвине299 строить храм сей, определив ему меру шестьдесят сажень длины, сорок ширины и семьдесят семь вышины300, то великому старцу Серафиму было откровение около этого времени о покупке трех гуменных участков господ Ждановых в селе Дивееве. И земля сия названа подобною земле гумна Оры301, и сказано, что на ней некогда устроится храм в честь Божией Матери, славнейший храма Соломоновского, и велено было вместо ста рублей, чего стоит участок этих трех гумен, заплатить по-Давидовски вчетверо больше, то есть четыреста рублей302. Когда же я вступил в исполнение служения моего Пресвятой Владычице нашей Богородице по заповеди Ее, данной мне в 4-й день сентября 1832 года, то решился строить предположенный мною помянутый храм уже не в сельце Бритвине, но на сих участках ждановских, вследствие чего стал скупать земли села Дивеева и в 1840 году, будучи по случаю тяжкой одиннадцатимесячной болезни303 в одной из келлий Серафимовской общины304, за год до женитьбы моей305, импровизировал план и фасад сего собора при особенном, как мне одна Боговдохновенная старица сказывала, посещении Самой Царицы Небесной с двенадцатью Ее ближними святыми девами306. Величиною собор в восемьдесят сажень длины и в пятьдесят ширины, а высота его и колокольни такова же307, равно и кресты, как я выше сказал. Но когда план сей партиею Иоанна Тихонова, а потом Иоасафа, был осмеян и отвергнут как непотребный ни на что им, зиждущим, и на место того после многократных перемен планов и фасадов сего собора решено было основаться на одном, и высокопреосвященный Иаков, архиепископ Нижегородский308 в 1848 году насилу-насилу после двухдневных с моей стороны и других, усердствовавших к отцу Серафиму людей, настояний решился заложить оный на средине сих трех ждановских прореченных участков309. То в эту же осень, бывши в Ардатовской Нижегородской Покрова Божией Матери Митрофано-Варваринской общине310, имел я счастие за всенощною вместе с великою старицею начальницею сей обители праведной жизни Евдокиею Андреевною311 видеть необыкновенный свет. В этом свете в церкви их обительской указан был мне сообразный с волею Божиею несколько увеличенный крестообразный план внутренности сего собора, на чем основываясь я немедленно тогда же план его и на бумагу начертил, и до сих пор желаю, чтобы средствами синодитного поминовения или другими, о коих ниже скажу, мне дозволено было бы <по плану этому> устроить сей храм на месте нынешнего, под предлогом какового строяния сбираемы были партиею Иоасафовскою не сотни тысяч рублей, а может быть, и миллионы, <которые> шли неизвестно куда и имели результатом только вещественное усиление этой партии его и даже искажение и порчу святых и Боговдохновенных дел великого пред Богом и людьми священноиеромонаха Серафима, и равномерно и неотступно даже и доселе с остервенением продолжающееся гонение сирот его.

А чтобы Ваше Высокопреосвященство не подумали, что я утрирую речь мою, говоря о сотнях тысяч сборов под предлогом построения мною задуманного собора Божией Матери Всех <Ее> явлений, построение которого я никогда не только партии Иоасафовской, но и никому другому не доверял, не доверяю, да и доверять не хочу, а это все, так же как и служба государственная, насильно и совершенно несправедливо от меня было отнято, имею честь сослаться на его высокопреосвященство преосвященнейшего Тамбовского Николая312. Он в 1846 году вспрашивал меня, знаю ли я, сколько на имя послушника Саровского Иоанна Тихонова сбирается именем батюшки отца Серафима денег? Сказал, что в полгода или в год по справкам Тамбовской консистории о том в почтовых конторах арзамасской, нижегородско-ардатовской и темниковской оказалось сто сорок семь тысяч рублей серебром. И прибавил: «Судите же, сколько доставляется ему на имя сирот отца Серафима прямо в руки». А сироты отца Серафима лишь только гонятся, преследуются и притесняются его пресловутою партиею, насколько попущением Божиим это по недоведомому, но всегда благому Промыслу Им допускается и насколько сил у действующего вследствие того врага диавола чрез ослепляемых им людей становится. Но предел всякому делу и всякой вещи положен Богом на земле, и обетования Его небесные верны. На них-то лишь только уповая, скажу:

Всеблагий Промысл Божий, предрекший мне имя прежде, нежели сочетались браком родители мои, и по недоведомым судьбам Своим допустивший бесу Аббадоне разбить меня и вселиться в меня во мгновенье Крещения моего 6 мая, на память святого Иова Многострадального313, 1809 года и явственно открывший мне о том при неложном свидетельстве архиепископа Антония чрез святителя Митрофана в 1834 году, явивший мне, сверх того, в разные времена безвестная и тайная Премудрости Своея, завязавший такими странными узлами нити происшествий жизни моей, что о каждом более или менее, но значительном происшествии можно навести справки в известных и теперь мною вышеуказанных местах, удостоил меня наконец дождаться и конца термина моих внутренних страданий – 13 августа 1861 года открытия мощей святителя Тихона, – наводит меня на следующее заключение: брение может ли рещи скудельнику – почто сотворил мя еси сосудом не в честь? Могу ли и я сказать Господу: зачем Ты отдал меня на поругание бесу, на попрание всех людей – в притчу, и поношение во языцех, и в покивание главами всем, так что и ближние мои чуждались меня и все до сих пор смотрят на меня как на полусумасшедшего? А если бы и я мог сказать то, если бы даже Сам Господь, как некогда Иову, дозволил мне встать пред Ним и, препоясав чресла свои, вступить с Ними в прения, то и тут не только да не возглаголят уста моя дел человеческих, но и да не дерзнет мысль моя и в тайных глубинах моего троичного естества, троичность которого открыл мне Господь Бог на двенадцатом году жизни моей, зашевелиться там и хотя на одно мгновение приподняться укором Всетворцу и Богу моему. Да не будет этого – Его я вековечный раб, и никакой эмансипации от Него не хотел, и не хочу, и не дозволю себе желать. Раб я Богу Отцу, раб я Богу Сыну, раб я Богу Духу Святому, Троице Единосущной, и Нераздельной, и Неслиянной, раб я Приснодеве Пресвятой Владычице нашей Богородице Марии, единой по Бозе Всемогущей. Слава Богу о всем, слава Ей о всем, слава Вселенской Церкви Христовой о всем, за все истинно благодарю Бога. И никому даже из тех людей, которые, как я выше описывал, делали мне зло, притеснение и портили всю жизнь мою, не только праведным, но и грешным не желаю никакого зла. И как я сам простил и прощаю их во всем от всей души и сердца моего, так и Господа Бога всенародно о том же прошу. Но я изнемог от пятидесятидвухлетних непрерывных страданий, коими, как некогда Петр, верховный апостол, веригами, так и я был подобно ему отягчен и, может быть, паче его, и как тогда не иначе же как молитвами Церкви Святой разрешены были узы вериг его314, так и ныне прошу и умоляю, Ваше Высокопреосвященство, сами помолитесь и его Святейшество Святейший Правительствующий Синод попросите как первенствующий член его помолиться за меня, чтобы разрешены были вполне вериги сии духовные столь долго, в течение более нежели пятидесятидвухлетней жизни моей связывавшие меня, и чтобы Подавший мне силы перенести такое страшное адское, более полувека, состояние дал бы мне хотя несколько лет обновленной, свежей, чисто человеческой жизни, изъятой не только от вериг сих бесовских или подобных прежнему людских стеснений, но и от всех козней вражеских и от всех притеснений людских. И как святой апостол Павел после несправедливых угнетений, принужден будучи нарещи кесарь315, допущен был до него безпрепятственно, так и я вследствие всего вышеписаного вынужден покорнейше просить.

Ваше Высокопреосвященство, соблаговолите все это всеподданнейше довести до Высочайшего Его Императорского Величества Августейшего Государя Александра Николаевича316 сведения. И убеждением Богодарованньм Святой Церкви Вселенской тронуть его благочестивейшую высокомонаршую душу, да помилует наконец он меня и силою неограниченного самодержавства своего возвратит мне как несправедливо отнятые во времена вышеписаных ни с кем в такой силе не бывалых бедствий моих, так по поводу же оных и еще отнимающиеся у меня земли имения по тяжебным делам моим и Его Величеству небезызвестным, так равно и чины, отличия и летосчисление службы несправедливо от меня, как я выше пояснял, отнимаемые. На всеподданнейшей моей записке, о некоторой части которых в 1854 году он высочайшею рукою своею начертил: «Помочь Мотовилову», но и за всем тем все еще и до сих пор по сему высочайшему повелению не получающему всемилостивейше повеленной помощи.

А в заключение всего да соблагоизволит высочайше разрешить мне: 1) Начать действия моего Спасо-Преображенского банка, на которые получил я благословение Божие еще в 1832 году чрез великого старца Серафима и, лишь только на это единственно Всемогущее Божие благословение уповая, дерзнул тревожить всеподданнейшими письмами моими А) в Бозе почившего Августейшего Родителя Его от 14 апреля 1854 года, <каковые письма> хранятся ныне в архиве Военного министерства с высочайшею пометою «Браво и Ура, Великолепный Проэкт», вследствие чего я был сопоставлен тогда же в прямые сношения с военным министром, что ныне шеф жандармов его сиятельство князь Василий Андреевич Долгорукий317, и Б) от 19 марта 1858 года Самому Его Императорскому Величеству, каковое последнее письмо ныне хранится в архиве Министерства финансов. О чем с разрешения господина министра внутренних дел, в июне месяце сего 1861 года данного мне в Москве, я отсюда же и вместе с сим из Воронежа пишу его высокопревосходительству от 20 октября сего 1861 года. 2) От избытков сего банка никому не вредного, а всем имеющего принести хотя и неимоверные, но совершенно истинные и Богом предреченные пользы, построить храм вышепомянутый и мною проектированный Божией Матери «Всех Радостей Радости» и Всех Ее явлений Вселенских, в селе Дивееве в общинах великого старца Серафима.

К сей докладной записке, с моей собственной импровизации набело переписанной, на сорока двух листах и везде, где следовало, моей же собственною рукою выправленной, и в том, что в верности всего показуемого, как в оной, так и в прежней от 13 августа 1857 года я готов принять присягу, во всем том собственноручно подписуюсь 26 октября 1861 года, симбирский совестный судья, почетный смотритель Корсунского уездного училища, директор Симбирского тюремного комитета, коллежский асессор и Анны 3-й степени кавалер, имеющий два <нрзб> отечественных войн за 1812 и 1853/1855 годы и драгоценный бриллиантовый, всемилостивейше жалованный во 2-й день октября 1854 года с вензелевым изображением высочайшего имени Государя Императора Николая Павловича I перстень.