Библиотека сайта

ЗАПИСКИ МОТОВИЛОВА Н.А.,
СЛУЖКИ БОЖИЕЙ МАТЕРИ И ПРЕПОДОБНОГО СЕРАФИМА

Часть 4

Я это привожу, разрывая речь святителеву для того, чтобы понятно было, о чём угодник Божий Митрофан изволил говорить, – "а это всё, что в тебе ни есть, – всё от духа злобы", – ибо, как увидим далее, было нечто и от милости Божией, как он же сам изъяснил архиепископу Антонию, сказал мне святитель в эту ночь, – и явление свое первое во сне: "Вот смотри, враг диавол, как камень, залёг в тебе, и посмотри, сколько в тебе осталось человеческого духа твоего". Он указал мне на ту высунувшуюся возвышенность горла, которую в просторечии кадыком зовут, и мне каким-то образом у самого себя видно стало на этом месте небольшое, я пятак медный, беловатое пятно; а всё прочее тело моё, как уголь или сажа, показано было всё чёрным. И затем сказал мне святитель Митрофан: "Но я помогу тебе". Взявши цепь в обе руки свои, стал оцеплять в руках, ногах и во всём во мне бывшего духа злобы – в виде тёмного облака, вошедшего в меня, как я выше пояснил, и, обложив его цепями во всех частях тела моего, запер концы цепи сей на замок, повешенный на языке моем, и, взяв ключ от него к себе, прибавил: «Вот я связал его теперь, чтобы он не истребил тебя, а ключ у себя буду беречи до времени». Благословив меня крестным знамением, скрылся от очей моих.

Проснувшись на другой день, утром пошел я к высокопреосвященному Антонию, и он меня встретил следующими словами: «А ныне в ночь посетил меня святитель Митрофан и сказал мне, что он оковал в нынешнюю ночь цепями великого врага церковного и запер его на замок до времени, а ключ от него к себе взял».

Я сказал, что это меня оковал святитель Митрофан цепями. «Нет, – отвечал высокопреосвященный и, вероятно, отвечал не мне, но бесу, вошедшему в меня и связанному цепями святительскими. – Нет, Николай Александрович Мото вилов – сын Церкви Божией и Царицы Небесной слуга, его нечего оковывать, а тебя окаянного действительно связал святитель Митрофан, чтобы ты не вредил рабу Божиему Николаю. А Вы, – продолжал он, обращаясь ко мне, – не отчаивайтесь и благодарите Бога за то, что хотя Он и посетил Вас такою скорбию, попустив врагу так озлобить Вас подобным бедствием, но Господь оставил Вам разум в полном действова нии и память и волю не допустил у вас лукавому связать сетями своими хитросплетений».

Ибо я, видев, что делается во мне, рассуждал так: «Что, сколь ни велико было тогдашнее бедствие мое и мне грустно было, что несмотря на любовь мою к высокопреосвященному, такими терзаниями, страхом и муками нерасторгнутую, а Господь попустил врагу вселиться в меня, человека Своего, всеми силами души, и духа, и плоти ни к кому, кроме Господа Бога, не хотевшего привергаться, ибо если и Языкову любил – страстно, – и желал непременно получить в жену, то любил как обетованную от Бога невесту, хотел иметь ее женою непременно, а не какую-либо другую, то потому, чтобы слава имени Божиего не хулилась, что вот-де обетовал Бог, да где же Его обетование». И потому мне безмерно тяжко было страданье не по физическим, но по моральным – духовным страданьям, но и за всем тем остатки здравого смысла говорили мне: «что же делать, вероятно, так Богу угодно, чтобы я страдал всю жизнь мою от рожденья. Ибо вот Давид – избранник Божий и Богопомазанный Царь возлюбленного народа Божиего90, а и тот некогда пены точил из уст, притворяясь бесноватым, когда бегал он от врагов своих. Он был праведник и то притворялся, я же – грешник и за грехи свои достойно и праведно наказуюсь таким страшным бедствием. А хотя враг диавол и действительно, как камень, залег во мне, но лишь бы Господь Бог не оставил меня Своею благодатию, то враг диавол не одолеет силы Христовой, и истинный камень – Богочеловек Иисус, если захочет, то раздробит всемогуществом Своим в мелкий песок этот богопротивный и зако нопреступный камень и до конца истлит все козни его, на меня им воздвигнутые, и подаст некогда мне над ним всесовершенную победу, как некогда дал батюшке отцу Серафиму победу над бесами после 1001-дневной и 1001-ночной борьбы его с ними, дарованной ему предстательством Пресвятой Владычицы нашей Богородицы, и что, верно, для этого-то предупредительно и рассказывал мне батюшка отец Серафим про эту дивную, всепобедную борьбу его с бесами, что я сам должен буду некогда ее испытать». И эти-то мысли проливали некоторый свет духовный и малую отраду в угнетенную столькими скорбями исстрадавшуюся душу мою. Но тут не конец, а только начало моих безмерно тяжких страданий.

Высокопреосвященный Антоний утешил и ободрил меня продолжительною духовною беседою, между прочим, еще сказал мне о святителе и угоднике Божием Митрофане. Что когда пришло ему помышление, что кто же согрешил, Мото вилов ли, я или родители его, что он так тяжко страждет, и с которого времени началось в нем это бедственное страдание, то святитель отвечал ему: «Неужели ты забыл слова евангельские, по подобному случаю, когда ученики Господни вспрашивали Богочеловека Иисуса, кто согрешил, сей ли, или родители его? про слепорожденного, – а Мотовилов хотя и не слепорожденный, но страждет с Крещения своего, – так и про него Господь отвечает: ни сей ни родители его, но да явят ся дела Божии на нем91. Родители его были добрые и верные Христу Богу христиане. И он есть им Богом обетованное чадо, и до Крещения своего ничем не мог прогневать Господа Бога, так и ему дано страдать от самого Крещения и, по слову апостола, не токмо веровати, но и страдати92, но не с тем, чтоб погибнуть в безотрадном страдании сем; но да явятся дела Божии на нем по чудному Промыслу Божиему, допущенные ему изведать на самом себе.

Вспроси его: как он родился, что было при Крещении его с ним и как и когда наречено ему имя? Он скажет тебе, что имя ему дано святителем Николаем Чудотворцем за несколько лет, не только до рождения его, но и до самого бракосочетан ия родителей его; что во время Крещения он закричал чрезвыча йно громко, и из черных как смоль волос сделались бел ые как лен, и все подумали, что он громко закричал единств енно потому, что вода была очень холодна и он испугался хо лода. Но это произошло оттого, что при сошествии благодати Святого Духа на крещаемого дозволено было в то же время и бесу войти в него и разбить весь состав его, чтоб можно было ему вместиться в нем, и вот от этого-то лишь только и закричал он так страшно93. Он скажет тебе и то далее, что он должен был долго страдать на первом году и врачи называли болезнь его каменною болезнию94 ; но это была боль от вселившегося в него по допущению Божиему беса, производившего в нем эту боль.

Вспроси его, были ли с ним после этого и такие странности, что, например, он согнется в кольцо, закинув ноги за уши, и на спине завертится, как кубарь, так что уже не видать ребенка, а только один вертящийся круг живого существа вместо неодушевленного, вертимого постороннею силою, потому что неужели младенец мог сам это делать? Тебе именно говорю, что это в нем действовал бес, тем более что по окончании работы этот враг мгновенно развертывал его и ударял руками и ногами об пол, чего он сам делать не мог, почему родители его, не зная, что в нем делается, и подстилали кошмы и подушки в той комнате, где он проводил безсонные ночи, ибо до трех лет он спать по ночам не мог, а утешался, только глядя на звезды и месяц, и, дождавшись восхода солнечного, лишь тогда засыпал, и многие другие странности, будто бы капризы его, происходили лишь только от действий в нем этого же беса. И вот за то-то и для того-то, ч тоб он не погиб от его злоумышлений бесовских, и дана ему б лагодать Божия, что он сподобился многих истинных видений и откровений Божиих; для того-то Господь свел его с ве ликим старцем Серафимом и с тобою, и вот нам дает помогать ему, чтоб защищать его от действий врага диавола и все губителя, которому хотя и дозволил по Своему непостижимому Промыслу вселиться в него в час Крещения его, но не для того, чтоб погубить его, а для недоведомых судеб Своих, причину коих Он Сам откроет, когда изволит и тому предопределенное время придет».

Далее святитель приказал меня отчитывать95, что поручено было высокопреосвященным Антонием духовнику его собственному отцу Варлааму. Но прежде всего мне велено было отслужить молебен с водоосвящением святому Михаилу Архистратигу, и когда я отслужил молебен в Архангельском соборе чрез очередного служителя церкви, то бес так стал жечь меня, что с кожи моей явственно стала по нескольку раз в день сходить сажа. Я принужден был неоднократно сменять белье почерневшее, как будто вынутое из трубы, потому что вместе с тем и пот выходил из меня, по нескольку раз умываться в день, иначе лицо мое было подобно лицу эфиопа от сажи, выходившей извнутрь и покрывавшей его чернотою.

Невозможно никаким словом описать, никаким умом без этого ужаснейшего опыта придумать, как неизъяснимо страшны, тяжки и, когда бы свыше Бог ни посылал силы, не удобопереносимы эти вечные муки, продолжавшиеся со мною около трех суток сряду без самомалейшего хотя бы на миг времени послабления, так что я и спать в эти трои сутки не мог, а если что и пил, и ел я по немощи плоти человеческой, не могущей жить без пищи, то все это мигом исчезало внутри меня, как будто бы вовсе не пил и не ел. И кто-то невидимый, но милостивый и добрый до меня, голосом тихим и ощутительно смягченным говаривал мне во все это время. И как пишу это теперь 1861 года в 12-й день августа, накануне открытия мощей святителя Тихона Задонского, в монастырской келлии Богородицкого монастыря96, то сдается мне, что всё то говоривший со мною был великий старец Серафим, к оего душа и дух часто являлись высокопреосвященному Антонию, заявляя и при всей высокоблагодатной и многомогу щей святыне его еще при жизни в нем бывшей, всё то, что, как видим из житий канонизированных святых, по непостижимости судеб Божиих могло и от их духовной острозрител ьности иногда ускользать из видимости. Ибо Един Бог всесовершен во всем и Всевидец во веки всех грядущих веков, ибо и несоделанное Его рабами видесте Очи Его, и в книзе Его вся написано суть, не только написано, но и во дних своих созиждется непременно, ибо Един Свят, Един Господь, вполне Всемогущий Господь Бог наш Иисус Христос во славу Бога Отца. Аминь. Ибо изыдет из уст Его глагол и не возвратится к Нему тощь дондеже исполнит вся елика восхоте Душа Его.

Вот ведь каковы будут-то муки огня гееннского и того не светимого и негасимого пламени, в коем грешники будут вечно гореть не сгораючи и в коем богатый, мучимый нестерпимою и ничем не утолимою жаждою, просил у Лазаря, убогого в жизни сей, но богатого в жизни будущего века – и на лоне Авраамовом упокоеваемого, хоть каплю воды для утоления жажды своей, и не получил97, потому что не попекся об исполнении заповедей Господних и хранении Закона Божи его в здешней временной жизни, а потому лишился отрады в жизни будущего века. Ибо здесь, на земле, есть время спея ния и добра, и зла, а там – время жатвы и мздовоздаяний комуж до по делом его, и что Бог это мне, кончившему полный курс наук в университете, дает испытывать и вполне чувственно осязать на себе для того, чтобы я все и ученой собратии моей, а в особенности духовнообразующимся и готовящимся в саны священнические, архимандритские и разных ст епеней иерархические засвидетельствовал некогда, что мука гееннского огня вечного будет именно такова же и не одною совестию или сожалением о прежних грехах или стыдом и укоризною будут мучиться грешники в аде в начале и потом в ге енне, но истинными физическими болями. Ибо по вос кресении из мертвых все мы восприимем ту же самую тепе решнюю нашу плоть, которую из утроб матерей наших и от семеней мужеских отцев наших получили. Что же говорит апостол о храмине новой, то относится не до плоти нашей, которая будет одинакова такова же и на нас, какова на Господе нашем Иисусе Христе с язвами и прободением в ребра, на Кресте полученными, и доселе пребывающая, в каковой и являлся святым Своим апостолам, уверяя их ядением и питием, что Он не дух или привидение, но имать и кости, и плоть яду щую и пиющую98, каковая и на Царице Небесной, в третьи сутки воскресшей преславно, была. С каковыми именно плотями, а не иными живут Они доселе на небесех, посещая в них и являясь очевидно и осязательно всем верным и явлений сих достойным рабам Своим. И что лгут новые богословы, что того не будет, чтобы сии же самые наши плоти воскресли некогда, и тем погубляют души, малоутвержденные в вере. И что если они, новые богословы сии, и сами не покаются, и других, соблазненных ими, не привлекут своим всенародным покаянием к вере в истины Божии, мною тогда и на себе самом испытыванные, то есть что муки вечные, проповедуемые Евангелием, будут не привидением, но истиною, таковы, как писано и как я отчасти и на себе самом испытал, – то и они сами на себе самих действительно испытают то же, если не тягчайшее жжение от огня гееннского, которым я тогда горел не сгорая, но видимо для всех по воле Божией покрываясь сажею в уверение всех того, что муки жжения внутреннего во мне не есть иллюзия или обман чувств; но истинно фактическим событием в глазах свидетелей посторонних оправдываемая Богом, во спасение многих любящих Бога и в справедливый укор ненавидящих свидения Его.

Я все то рассказывал подробно высокопреосвященному Антонию, и он заповедал, «храня до времени все то в сердце и сообщая боящимся Господа Бога, возвестить, когда время придет, и целому миру». И вот его собственные слова, неоднократно мне сказанные по сему случаю: «А разве на то Господь так много чудодействовал в жизни Вашей и такие дивные дела Свои открыл Вам, чтобы это нужно было только для од ного Вас самих утверждения в вере своей? Вы и без таких чудес были бы верны Ему и могли бы спастися; но это нужно было миру – во уверение истины, – что Иисус Христос вчера и днесь Той же и вовеки, что Дух Божий, как прежде действовал в избранных Своих, так и ныне дает, ему же хощет, Свои дарования. Так и Вам это все не для Вас только дано одних, но для возвещения целому миру, о чем, когда не будет меня и кончится термин99 страданий Ваших, возвестите во славу даровавшего Вам то Господа Бога, в пользу и назидание всем хотящим спастися, и не только им, но и не хотящим своего спасения или не понимающим крайней и необходимой нужды в этом великом деле для каждого человека, потому что Господь наш Иисус Христос и неищущим Его явлен бысть». Что ныне и делаю сам по его священному завещанию.

Но, продолжая рассказ о бедствиях моих, скажу, что к концу третьих суток огонь гееннский, жегший и не сжигавший до смерти, а только неимоверно и неизобразимо мучивший меня, до того усилился, что кости мои в ногах затрещали ощутительно и явственно для меня от пламени, пожиравшего их. И я в неизъяснимо ужасном страхе прибежал к высокопреосвященному Антонию и сказал: «Я погибну вечно, если Вы не дадите мне отрады, у меня ум исступает, я боюсь, чтобы в безпамятстве моем от болезней этих внутренних я не посягнул на самоубийство, но если не поможете, то здесь же и умру у ног Ваших, потому что кости мои трещат от пламени гееннского, пожирающего всю внутренность мою». Он взглянул на меня своим добропроницательным взором и сказал: «То-то вот грешить-то мы мастера, а каяться и нет охоты, ведь покаяние-то – не простая лишь только исповедь грехов есть, но и совершенное и полное за них по истине удовлетворение, даже до последнего кодранта, как Спаситель сказал»100.

Я впал в отчаяние, ноги подкосились, <я> зашатался и упал бы тут у ног его, если бы он сам, бросившись ко мне, не поддержал меня. «Что же делать, – сказал он мне, – если тяжки Ваши страдания, то уже хотя не отчаивайтесь по край ней мере и надейтесь на непреоборимую помощь Божией Матери и Ее за Вас заступления, вспоминайте все Её милос ти, неужели же и после стольких Ею сделанных для Вас вспомоществований Она Вас бросит теперь без отрады; нет, Господь милостив ко всем кающимся грешникам и чрез Нее умоляющим Его о всепрощении грехов своих», – и потом вынес мне большой стакан виноградного вина какого-то, сказав: «Вот это Вам от святителя Митрофана», дал мне выпить, и, казалось бы, воспаление – если бы то было действительно естественное внутреннее телесное воспаление – могло усилиться, но, напротив того, сладкая прохлада, ослабление и успокоение, проливаясь мало-помалу, стали расходиться по жилам моим. Я чувствовал, как пламень утишался мало-помалу и болезни мои стали быть менее чувствительны мне, и высокопреосвященный Антоний сказал мне: «Идите к отцу Варлааму теперь, исповедайтесь ему во всех грехах Ваших и причаститесь завтра Животворящих Тайн Господних». И когда я исповедался, то все кости мои как бы распались во мне или рассыпались, и мне казалось, что руки и ноги отпадают у меня, и я принужден был поддерживать руками живот свой на ходьбе, ибо не только казалось, но и чувствовалось, что он вываливается.

Когда же я стал причащаться в Крестовой церкви101, то правая рука моя так отброшена была наотмашь, не моею, но чужою силою, что чуть не вышибла потира с Пречистыми Тайнами из рук иеромонаха, причащавшего меня. После причащения сего я получил на три или четыре дня отраду. А отчитывание все-таки продолжалось, ибо бес не сказывал своего имени, и немного времени спустя – сколько? – в точности не помню, а лгать на истину Божию и в неважном счислении дней не хочу – напал на меня такой нестерпимый холод или, лучше сказать, лютый мраз, что я не только на горячей лежанке или печке легши, но даже и противу огня, в печи горевшего, с тавши никак не мог нимало согреться. И что еще и того страшнее и страннее, что и самый огонь как будто в отношении меня лишился своей огнепалительной силы и не мог нимало сжигать плоти моей – студенее льда охолодевшей, – если бы я, например, клал на горящий огонь руку мою и долго держ ал оную над ним, то он не только не сжигал, но даже и не согревал нимало её, а только всю покрывал ее сажею.

Услыхав о том, его высокопреосвященство архиепископ Антоний изволил вспросить меня: «Неужели это правда, что Вас и огонь не жжет, – можно ли мне в этом удостовериться?» «Очень можно, – отвечал я, – и это сущая правда, к несчастью моему, ибо я не могу не только гореть или согреться ни на мгновенье, но не чувствую даже и тепла, прикасаясь к огню». И когда подали свечу, то я с четверть часа продержал руку мою на<д> ней, и она не только не опалилась, но даже и не согрелась нимало, а была холодна как лед и только вся покрылась сажею от копоти свечной. Этот нестерпимый холод продолжался двое только суток, в которые я был чисто как окоченелый. Как я жил и мог стерпливать его, должен был бы весьма справедливо сказать, не знаю, если бы не видел чувственно, что и за всею нестерпимостью его Господь Бог милосердием Своим изволил помогать мне переносить это действительно без сей помощи Его совершенно нестерпимое страдание.

Ибо кто-то опять невидимый тем же, как и прежде, тихим и любвеобильным – растворенным радушием – голосом разъяснял мне, что это тот самый мраз лютый вечного тартара, ниже всех миров находящегося, и ничем не согреваемого, и ни под каким видом, кроме Всемогущей силы Божией, согреться немогущего; существование которого с прочими муками от Святой Церкви Божией проповедуемыми хотя и отвергают новые богословы, но он действительно существует и будет по преимуществу их жребием в бедстве нных мучениях гееннских и во тьме кромешной, то есть обретающейся вне всех миров под последнею восьмою твердию, если считать от предвечного Эмпирейского неба102, где искони был, есть и будет во веки всех грядущих веков все гда неизменно существовать Престол Всетворца Бога – Триипостасно Единого, а вместе с тем и нераздельно несли янного, про что в Священном Писании говорится про ми ры: небеса небес103; а про Эмпирейское небо или про твердь под ним сущую: «и вода, яже превыше небес»104, – и, обращаясь снова к последней, восьмой тверди над бездною, он продолжал: «В каковой бездне тартара суть и пребывают во веки, с огнем гееннским несветимым и негасимым этот мраз лютый и червь неусыпаемый, и смерть вторая, которой и демоны или бесы трепещут, уготованные диаволу и ангелам его».

Потом высокопреосвященный Антоний благословил меня снова причаститься Пречистых и Животворящих Тайн Господних, которыми «всяк оживляется и обожается, ядый же и пияй чистым и сокрушенным сердцем с верою и любо вию, – как он прибавил, – и от которых сила и власть диа вола ослабляется и совершенно разрушается, если на очищение души же и плоти человеческой и то разрушение власти бесовской изъявляется особою волею Вседержителя Бога». Но не тут конец испытаниям вечных мук – предназначенным для меня Его благопромыслительною десницею, – и после трех или четырех дней сладчайшей благодатной отрады я испытал на себе еще и вечное третие мучение – это мука червя неусыпающего, но это уже продолжалось только полторы сутки, а и за всем тем это такая страшная мука и во столько крат страшнейшая прежних двух мук вечных же, но показавшихся мне легчайшими противу этой последней и до того ужасной, что при всей очевидной и ясно сознаваемой помощи Божией, подававшейся мне, каким образом я оную вытерпел и до сих пор понять не могу. Эта мука страшнее всех мук на свете, и если она и в полторы сутки или, вероятно, не более пятидесяти часов <продлившаяся> показалась мне так страшною, то какова же она будет в не светимой тьме кромешной в отсутствии всякой помощи Божией и в безотрадной уверенности, что она вечная, ничем не утолимая?!!!

Представьте себе, что в вас кишат, как мошки, ползают, гомо зятся, грызут вас во всех частях тела вашего и готовы сейчас же из всех отверстий тела вашего выползти наружу миллионы червей, чтобы покрыть всю поверхность плоти вашей столь же разнообразными, но более лютейшими муками, ибо видимы для глаз и осязаемы руками, без всякой возм ожности хоть на мгновенье от них избавиться. Вообразите, ч то всё, к чему бы вы ни прикоснулись, все в одно мгновенье, несмотря на то что до этого времени ничем не было вредимо, а туг закишит видимым образом осязаемыми, но вами лишь одними видимыми и осязаемыми, червями, так что вам ни пить, ни есть ничего невозможно, в противном случае принуждены будете и пить, и есть лишь одних этих вечных и ничем уничтожиться не могущих червей. И вы получите только слабое и отчасти познаваемое понятие о том, что это такое – мука вечного неусыпающего червя и что я претерпел в эти должайшими многих столетий показавшиеся мне полторы сутки или пятьдесят часов времени, и едва ли более. Потому что и тут я едва не умер с голоду; потому что мне вовсе ничего нельзя было ни пить, ни есть от ужаса, и омерзения, и неизъяснимой тошноты, неудовлетворявшейся рвотою, ибо сколько сама по себе рвота ни тяжка для человека, а в этом бедствии и она могла бы почесться желательнейшею и сладчайшею отрадою. «Таково-то будет в вечности страшное мучение этого червя неусыпаемого», – сказал мне прежний священно-тайный, всегда отраду приносивший мне голос благодетельного невидимого существа, присущего тогда мне и все страдания мои подробно мне объяснявшего.

И только у высокопреосвященного Антония после этого мучения нашел я первую пищу без червей – поданное мне им яблоко со словами: «Совершишася, не горюйте же – Господ ь помилует Вас, но когда Он открыл мне о том, что Вам неминуемо предлежит все это вытерпеть, испытуя подробно на себе самом все эти муки, то я смутился и подумал: "Как же это б удет? И выдержит ли всё это человек на земле?" – то Госп одь отвечал: "Выдержит – от человек невозможно, но от Бога вся возможна суть105. Я так создал Мотовилова, что он выдержит всё, и не это ещё, ибо он сотворит всю волю Мою – вся хотения Моя исполнит, – и тогда Я благословлю его, и, благословляя возблагословлю и умножу106 милость Мою с ним, так что все удивятся милостям Моим к нему, и тогда-то сбудутся и твои слова, говоренные тобою ему по внушению святителя Моего Митрофана о милостях Моих, обещанных ему тобою".

- Я, - продолжал, говоря со мною, высокопреосвященный, – дерзнул вопросить: неужели есть еще что-нибудь и этих трех мук вечных страшнейшее?

- Есть, – отвечал Господь, – но и это все Меня ради вытерпит Мотовилов, ибо Я положил на него руку Мою, и десница моя совершит в нём всё, что Отец Мой благосоиз волил, и во всём том поможет ему Дух Святой, от Отца исходящий и во Мне пребывающий и ради заслуг Моих пред Отцем Моим Небесным, за спасение мира подъятых Мною на Себя страданий Моих, в мире посылаемый по умолению Моему Его о том, как равночестного Богу Отцу Моему и Мне Единосущим и Едино-Господственным с Ним во всем и над всем.

- Что же это такое? – дерзнул я вспросить Господа еще, видя Его такое милостивое ко мне благоволение.

- Увидишь что, – отвечал Господь, – Я тогда скажу тебе, ибо Я не таю от тебя ничего из дел Моих за любовь твою ко Мне и к Пречистой Матери Моей.